Заложники

Парень пришёл в себя, обливаясь пьяными слезами, повис на шее у родителя, признался в душегубстве. Глава потрепал сына по вихрастой голове, дал ему подзатыльник, взял испачканные кровью сапоги и пошёл их прятать в сарае за сено.

«Зря ты стараешься, глава. Сыночек-то твой всё равно на каторге сгинет. Бес в нём, подсаженный Лютарихой будет становиться с каждым днём всё сильнее и сильнее. Полную власть над парнем возьмёт, свергнет в пропасть. Погубит сынка твоего, подведёт под каторгу. Возьмут его за убийство… тебя».

– Глупость это. Нужно сообщить куда следует, – произнесла Марфа, не по-крестьянски статная и красивая женщина, вдовствующая с позапрошлого года, – Все знают, что Михаил Иванович спиртного не употреблял, и ни с какими каторжниками дружбу не водил. Это кто-то из местных постарался…

Глава изменился в лице, а народ зашикал на неё.

– Правильно, тебе легко так говорить! – взвилась на Марфу кто-то из баб, – Ты своего мужика схоронила, и детей у тебя всего двое! А у нас по семь-девять! Заберут кормильца, куда с таким выводком? На паперть идти?! Кормить-то чем столько ртов?!

Глава взял себя в руки, с облегчением прокашлялся в кулак, скрывая ухмылку и произнёс:

– Ну, так что? Полицмейстеров вызываем или пишем, что сам убился, по неосторожности? – получив в ответ стройный гул в пользу несчастного случая, продолжил – Лохматого следует похоронить сегодня, чтобы его никто из посторонних не увидел, – все снова поддержали решение главы.

Лютариха повела людей к месту трагедии. Ковыляя и подпрыгивая, она забегала вперёд то перед одним, то перед другим, заглядывала хмурым мужикам в глаза и елейным голоском пела:

– Чего бы мы там ни решили, а колдуна-то убили. И значит, хоронить его нужно по-старому обычаю, как раньше в таких случаях поступали. А иначе Лохматый приходить по ночам станет… В дома стучаться, скотину, а то и людей морить начнёт. То засуху, то проливные дожди насылать станет, неурожай, голод будет… зачем беду ждать? Раньше ведь люди не глупее нас жили, знали, какая беда деревню поджидает, когда колдун умирает. Знали, как беду от себя отвести… – мужики отводили глаза и молчали в ответ.

«Так вот что ты удумала, карга старая! Заложенного покойника из меня сделать, к могиле привязать, чтобы далеко от неё отойти не мог. Чтобы как пёс на цепи, привязанный возле неё до окончанья веков сидел. Но палка-то всегда о двух концах! Вконец она обнаглела что ли, не боится возврат за свой поступок получить?!» – думал шокированный Михаил Иванович.

Когда они подошли к телу, все невольно содрогнулись: живого места на знахаре не было. Бабы зажимали себе рты платками и утыкались лицами в плечо мужьям, чтобы не смотреть на него.

– М-да… Неплохо так Иваныч с телеги упал. Раз двести падал, пока не убился… – пробормотал один из мужиков.

Глава судорожно сглотнул, смачивая пересохшее горло, и хриплым голосом спросил Лютариху, продолжая смотреть на истерзанное тело знахаря и не в силах отвести от него глаз:

– Так про какой ты там обычай говорила?..

Ведьма радостно подскочила к главе и, придвинувшись к нему совсем близко, тихо затараторила:

– Обычай есть, как колдунов убитых хоронить следует. Тело пока с места трогать нельзя, нужно как оно лежит вокруг обкопать, лопатами контур наметить. Потом колдуна можно передвинуть и рыть могилу по намеченному. В глубину как обычную могилу роют. Затем положить колдуна в неё вниз лицом, подрезать жилы у пят и завалить сверху камнями. Я в это время слова буду в сторонке заветные произносить, чтобы не смог колдун раскопаться…

– Люди, вы совсем озверели, что ли?! – возмущённо воскликнула Марфа, – Человека, как собаку бродячую в придорожной канаве собираетесь камнями завалить! Люди, вы люди или нет?! Бабоньки, очнитесь! Михаил Иванович ведь наш сосед был! Деткам нашим хвори заговаривал, разодранные пятки и коленки лечил! И никогда денег за это не брал! А вы с ним как псом бешенным поступить хотите, мало того, что душегубов его искать никто не будет, так ещё гроба и креста для него пожалели! Не по-христиански это, нельзя так!

Михаил Иванович с теплотой посмотрел на неё. Эта приятная добрая женщина всегда ему нравилась. Когда муж её погиб, нет-нет, да проскакивала у него мыслишка пойти к ней посвататься. Предложить ей помощь свою, вдвоём-то детей всё легче поднимать, чем одной. Но потом он гнал от себя эту мысль: зачем ей в доме бывший каторжник, да и ещё больной? Ей бы лучше подошёл кто-нибудь моложе, здоровее, да к работе ладный.

Знахарь смотрел на неё и видел, как пылает негодованием и скорбью её светлое сердце, отчего вокруг неё появилось незримое для живых тёплое, волнующееся золотистыми всполохами сияние.

– Ага, и гроб, и крест, и на кладбище похороним, – змеёй зашипела на неё Лютариха, – А он потом по ночам начнёт приходить и детушек, которых лечил, сосать начнёт! Кровь, кровь живая ему теперь нужна! Колдуном он был, тёмными делами занимался! Не за просто так от приказчика сапоги и золота получил в награду!