Заложница

Я шагаю к двери. Двигаюсь, как на ходулях, напоминая тормозящую графику в компьютерной игре; каждый мускул во мне напряжен, словно жду пулю в грудь или в спину. Я в нескольких сантиметрах от того, кто находится в туалете, и пытаюсь представить, что он делает и о чем думает. У него с собой огнестрельное оружие? Бомба? По спине у меня струится пот, и блузка прилипает к коже, когда я поворачиваюсь.

Дверь туалета расположена под прямым углом к кабине пилотов. Я набираю код, наклонив голову, потому что мое состояние ясно написано у меня на лице, и, когда с коротким сигналом срабатывает отпирающее устройство, я слышу у себя за спиной щелчок. Дверь в туалет отперта.

Я чувствую на затылке чей-то тяжелый взгляд и с трудом сохраняю спокойное выражение лица, когда легким толчком открываю дверь кабины пилотов. Майк не оборачивается, он смотрит на развернутую газету, разгадывая кроссворд. Майк, у которого, наверное, есть дети, жена, братья или сестры. Майк, пожавший руки всему экипажу и улыбавшийся в объективы камер.

Майк, который вряд ли переживет следующие несколько минут.

Я делаю шаг в сторону. Представляю лицо Софии, когда совершаю самый ужасный поступок в своей жизни. Майк оборачивается. Появившаяся улыбка исчезает, лицо его выражает сначала недоумение, а затем тревогу, когда он переводит взгляд с меня на законченного грубияна, на мужчину с угловато-рубленым лицом, игравшего в компьютерные игры. Дверь закрывается, и в этот момент лишь три человека в мире знают, что летящий рейсом № 79 самолет только что был захвачен.

Я выполнила изложенные в письме инструкции.

Мой муж и дочь в безопасности.

Все на борту нашего самолета – в смертельной опасности.

Часть II

Глава двадцать четвертая Пассажир 1G

Bпервые я нарушил закон в «Женском лагере мира» около военной базы в Гринем-Коммон, где стоял, зажатый между своей матерью и древней старухой с набитыми бисквитными печеньями карманами. Я швырнул камень и попал им в полицейского. Хороший бросок – оценила мама. Мне было девять лет, и мой возраст избавлял меня от ответственности за содеянное. Помню, как я ощутил прилив сил, когда полисмен обернулся, почесывая плечо, и стал выискивать глазами виновника. На меня он даже не посмотрел.

Прятаться на виду, не вызывая подозрений. Вот что стало моей целью с тех самых времен.

Хотите верьте, хотите нет, но не в моем характере причинять кому-то боль или страдания. Однако возникает ситуация, когда приходится взвешивать последствия действия по сравнению с бездействием. Например, во времена военных конфликтов считается приемлемым, что против вражеских солдат станет применяться насилие, а потери среди гражданского населения являются трагическим, но неизбежным побочным эффектом военных действий. Бомбардировщик, не сумевший выйти на цель, скоро сам станет целью.

А мы ведем войну – и не надо насчет этого заблуждаться. Вероятно, она не ощущается как война по аналогии с тем, как Вторая мировая в корне отличалась от Первой мировой, однако это война, и она тем более опасна для тех, кто не признаёт ее таковой.