Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

Как на духу всю правду вам скажу.

Такие томные, задумчивые лица

Прелестными я нахожу.

Заметьте, как тонка она!

Как упоительно печальна!

Я

Быть может, несколько бледна?

Молчалин

Ах нет! Напротив: идеальна!

И держится так натурально.

А лик ее пленительный исторг

Из сердца моего столь пламенный восторг,

Что я элегией едва не разразился...

Тугодум

Вот как? Я и не знал, что вы поэт.

Молчалин

Свои законы нам диктует свет.

Пришлось, и рифмовать я научился.

Я

Таланты ваши делают вам честь.

Но коль уж речь зашла о мненье света,

Вас не страшит, что ваш восторг сочтут за лесть?

Молчалин

Ах, злые языки страшнее пистолета!

Идти противу всех опасно и грешно.

Нет, сударь, коль уж я ее восславил,

Коль свой лорнет на ложу к ней направил,

Так, значит, я со светом заодно!

- Ну, что ты теперь скажешь? - спросил я у Тугодума, когда мы с ним снова остались одни. - Такой вариант тебе больше нравится?

- Нет, конечно, - не задумываясь, ответил Тугодум. - Он так же неправдоподобен, как и тот. Я и тогда не поверил ни одному слову Молчалина, а теперь-то уж и подавно.

- Почему же это теперь и подавно? - удивился я. - Ведь Молчалин как был, так и остался Молчалиным. Выходит, дело не в нем?

- Выходит, не в нем, - согласился Тугодум.

- Вот то-то и оно, - сказал я. - Нет, брат, вся штука в том, что привезенная "из глуши степей" в столицу, Татьяна едва ли могла вызвать всеобщий восторг. Поэтому-то Пушкин и отверг этот вариант. Сразу от него отказался.

- Погодите! - удивился Тугодум. - А разве у Пушкина такой вариант был? Я был уверен, что это вы сами только что сочинили.

- Нет-нет, что ты! Сочинил его не кто иной, как сам Пушкин. Вот, взгляни, как он сперва описал первое появление Татьяны в московском свете.

Взяв томик "Онегина", я нашел нужное место и протянул его Тугодуму. Тот прочел:

Архивны юноши толпою

На Таню издали глядят,

О милой деве меж собою

Они с восторгом говорят.

Московских дам поэт печальный

Ее находит идеальной

И, прислонившись у дверей,

Элегию готовит ей...

- Вот оно что! - протянул Тугодум. - Теперь понятно, почему это вдруг Молчалина на сочинение элегий потянуло.

- Ну конечно, - живо откликнулся я. - Молчалин и на этот раз был верен себе. Как и во всех других случаях, в разговоре с нами он высказал не свое личное, а всеобщее мнение. Мнение света.

- Я понял! - обрадовался Тугодум. - Сперва я, честно скажу, очень удивился, что вы именно Молчалина выбрали на роль судьи. А теперь понял: Молчалин потому-то как раз вам и понадобился, что он всегда повторяет то, что говорят все. Верно?

- Ты прав, - кивнул я. - Отчасти я остановил свой выбор на нем именно поэтому. Но только отчасти.

- Значит, была еще и другая причина?

- Была. И довольно важная. Ведь Молчалин - как раз один из тех, кого Пушкин называет "архивными юношами". Ты разве не помнишь, как Молчалин говорит о себе Чацкому:

По мере я трудов и сил

С тех пор, как числюсь по Архивам,

Три награжденья получил.

- Припоминаю, - сказал Тугодум. - Но я, по правде говоря, никогда не придавал этим строчкам никакого значения. Не все ли равно, где он там числился? А с другой стороны, где еще такому человеку числиться, как не в каких-нибудь там тухлых архивах...

- О нет, брат! Строчки эти весьма многозначительны. Они несут весьма важную информацию. Видишь ли, какая штука: лет за двадцать до описываемых Пушкиным и Грибоедовым времен русский император Павел Первый отменил все привилегии, связанные с несением военной службы. И тогда дворяне, в том числе и самые родовитые, стали гораздо охотнее поступать на штатские должности. Желающих служить по штатским ведомствам оказалось так много, что Павел запретил принимать туда дворян, сделав исключение лишь для ведомства Иностранных дел и Московских архивов. Поэтому служба в Архивах стала считаться весьма почетной. Состоять в "архивных юношах" для молодого человека того времени значило принадлежать к "золотой молодежи", быть принятым в лучших домах. Сообщая Чацкому, что он "числится по Архивам", Молчалин дает ему понять, что он сильно преуспел, сделал поистине блестящую карьеру.

Тугодум не мог прийти в себя от удивления.

- Вот уж не думал, - сказал он, - что Молчалина можно причислить к "золотой молодежи". У меня было совсем другое представление... Роль его всегда казалась мне какой то жалкой... Особенно в сравнении с Чацким... А выходит...

- О, Молчали вообще не так прост, как кажется. Я думаю, мы с тобой еще вернемся к его особе. Но прежде давай все-таки закончим наше расследование о пушкинской Татьяне. Итак, мы выяснили, что сперва Пушкин изобразил появление Татьяны в светских гостиных Москвы как полный ее триумф.

- А в театре? - напомнил педантичный Тугодум.

- И в театре тоже. Вот, взгляни!

Перелистав томик "Онегина", я нашел нужное место:

И обратились на нее

И дам ревнивые лорнеты,

И трубки модных знатоков

Из лож и кресельных рядов.

- Ишь ты! - не удержался от восклицания Тугодум.

- Однако потом, - продолжал я, - Пушкин решил отказаться от этого варианта и заменил его другим.

- Как - другим?

- А вот так. Прямо противоположным. Взгляни!

И я вновь раскрыл перед ним томик "Онегина":

Не обратились на нее