Записки

На другой день выступил корпус в поход. Перед выступлением, когда лагерь был снят, полки выстроились, знамена развернуты. Фельдмаршал проезжал мимо фланга командуемых мною батальонов; я сделал ему на караул и поскакал ему навстречу. Но представьте мой ужас! Фельдмаршал на меня кричал самострашным голосом; вид его представлял чего вообразить невозможно; ноздри раздувались, глаза яростно сверкали. Как скоро я услышал этот голос и [увидел] страшный его вид, то так оробел, что не слыхал ни одного его слова. Дежурный генерал, подскакав ко мне, приказал командовать «На плечо!»; я едва мог выговорить. После чего опять подъехал [он] ко мне и спрашивал от имени фельдмаршала, как я осмелился отдать ему честь? Я отвечал, что это считал долгом. Но он мне сказал: «Вчера был отдан приказ, что, когда фельдмаршал будет проезжать мимо полков или караулов, никогда бы не отдавали ему чести». Я отвечал, что приказа сего не слыхал. Когда дежурный генерал донес о сказанном мною, фельдмаршал поехал к 1-й линии, где мой полковник тоже сделал ему на караул. Фельдмаршал делал таковое же взыскание; но как полковник отвечал, что приказа того не слыхал, то фельдмаршал, обернясь к князю Волконскому, сказал: «Князь Григорий Семенович, я вам приказал?» На что тот отвечал, что и [он] приказал. Но полковник утвердительно донес графу, что в Сибирском полку сей приказ не объявлен. Фельдмаршал приказал дежурному генералу объехать все полки и спросить, в которых полках объявлено сие приказание? Между тем весь корпус стоял в ружье. Дежурный генерал, справясь, донес, что ни в одном полку не было того объявлено. Тогда фельдмаршал с великим гневом сказал Волконскому: «Господин генерал! ежели вы впредь забудете исполнить мое приказание, я вас поставлю перед взвод гренадер с заряженными ружьями; а теперь поезжайте к г. майору Энгельгардту и скажите ему, что он исполнил свою должность, я его благодарю и что выговор, сделанный ему, к вам относится». Хотя его сиятельство и подъезжал ко мне, но приказанное фельдмаршалом мне сказать не объявил; однако ж мое удовлетворение всем стало быть известно, ибо главнокомандующий был окружен всеми генералами и всем штатом, к главной квартире принадлежащим.

Порядок марша каждого перехода был таков: накануне за авангардом на завтрашний день в караул наряженные, то есть все пехотные пикеты с шанцевым инструментом; все отъезжие пикеты кавалерийские с дежурными штаб-офицерами, с генерал-квартермистром и квартермистрами отправлялись занимать лагерь, и когда корпус вступал в оный, то все уже караулы были на своих местах, и цепь расставлена. Во время похода артиллерия составляла среднюю колонну, по сторонам ее две пехотные колонны; перед каждой командировано было по одному эскадрону кавалерии для утоптания травы; по сторонам пехотных колонн [были] две кавалерийские, по сторонам которых составляли кавалерийскую цепь. Обоз тянулся в две веревки, а иногда и четыре, ежели позволяло место; за оным вагенбург[91].

Бывшие того дня полевые пехотные пикеты с отъезжими караулами оставались на своих местах по выступлении корпуса; дежурные штаб-офицеры формировали оные в батальоны и эскадроны и составляли ариергард.

Когда вступали в лагерь, то каждый батальон подходил к левому флангу своего лагеря, а кавалерийские полки к левому флангу своих полков; тогда вдруг делан был отбой, и пехота церемониальным маршем повзводно, а кавалерия поэскадронно входили в линию.

В походе наряжалось два эскадрона в конвой к фельдмаршалу, и он, несмотря ни на какую погоду, верхом, в одном мундире, до половины марша ехал при корпусе. На половине приказывал делать отбой на час времени, а сам с главным штабом уезжал вперед осмотреть занятие лагеря; иногда приказывал, по положению места, переменить лагерь, потом ездил в авангард, осматривал отъезжие пикеты и приказывал, куда посылать партии. Случалось, что мы, пришед в лагерь, уже отдохнули, а он только что приезжал.

Во время марша фельдмаршал подъезжал к полкам и не дозволял, чтобы офицеры сходили с лошадей; ибо, по тогдашнему обряду службы, когда выходили войска в поход, то, кроме дежурных при полку одного капитана и при каждом батальоне по одному офицеру, все прочие офицеры могли ехать верхом подле своего взвода. Солдаты, по желанию, пели песни и, когда граф подъезжал, обыкновенно старались петь какую-нибудь военную, в честь ему, как-то: «Ах ты, наш батюшка, граф Румянцов генерал» и проч. Иногда давал [он] сим песельникам червонца по два, говорил им несколько ласковых слов, тоже удостаивал разговаривать с некоторыми штаб- и обер-офицерами; словом, приветливостию своею привлекал к себе всех души и сердца.

Лагерь всегда был в две линии: на флангах кавалерия, артиллерия батареями между полками, а главная квартира между двух линий. Караул фельдмаршала состоял из 24 человек при одном офицере с хором музыки и конвойной команды с литаврами, с двумя трубачами; для сигналов вестовая пушка, из которой стреляли к вечерней заре.