— Ничего, супчику похлебаешь — хмыкнула Таська, с легкостью увернулась от запущенного в нее тапка и стартанула с места, спасаясь от двадцатилетнего оболтуса, с разбегу врезавшегося в дверной косяк. Дверь хрустнула, но устояла. Падла, разбуженная слоновьим топотом, ломанулась в прихожую, откуда тут же послышался звук упавшего на пол тела.
— Падла — взревел Димка, — Вечно ты мне под ноги кидаешься. Я убьюсь, когда — ни будь в этой чертовой квартире. Не дом, а вечный квест. Утром нужно двигаться перебежками, подсвечивая себе телефоном, что бы не подорваться, днем эти сволочи под ногами путаются. Съеду на квартиру, вот помяните мое слово.
— Где болит, заинька — причитала Ани. Таська злодейски смеялась.
— Уйми детей, Нюська — орал из кухни Гоша, громыхая крышками и отчаянно воняя, явно перетушенной капустой. Аромат, похожий на запах сваренных в кислоте, вонючих носок, витал по квартире, пробивая мой заложенный нос, лучше всякого ксилометазолина.
«Спать» — требовал измученный мозг, и я вновь прикрыла глаза.
— А вот и я — появилась в дверях Ани, неся перед собой исходящую паром кастрюльку. — А кого это мы сейчас покормим — засюсюкала конопатая красотка, зачерпывая полную ложку желеобразной, зеленоватой субстанции — Открывай ротик Нюська.
— Деточка, я не голодна — попыталась я предотвратить неминуемую казнь.
— Ну, не будь ребенком. Супчик — лучшее при простуде — не унималась мучительница — давай, за папу, за маму. А то позвоню Ольге Петровне, и скажу ей, что ты за нее не хочешь есть.
Перед глазами тут же встала мелкая мамина фигура, прищуренные ее очи и вонючая папироса в маминых губах, и я малодушно открыла рот.
— Вот и умничка — разговаривая со мной, как с полоумной, погладила меня по голове Ани. Запихнув ложку, почти мне в горло, с садистским удовольствием наблюдала, как я делаю судорожное глотательное движение. Супчик, просился обратно.
«Угробят они меня» — обреченно подумала я, и вывернула содержимое своего желудка на прикроватный коврик.
— Совсем плохо Нюське — резюмировала Анюська, Гош, иди, прибери там.
— Ты чего, я не смогу. Меня же вырвет — удивленно прогудел муж.
С трудом оторвав голову от подушки, я доползла до ванной, замочила коврик, вернулась в спальню, протерла пол, вычистила раковину. Проходя мимо кухни, вывернула кастрюлю с капустой в мусорное ведро, суп отправила в унитаз, достала из морозильника кусок мяса. Усталость и слабость, схватили меня в свои объятья. Я обрушилась в кровать и вырубилась.
— Ну, что? Скоро там? — неслось из кухни возбужденное многоголосье. Вкусно пахло жареным мясом и овощами. Собственно, чарующий аромат и вырвал меня из объятий морфея, и поманил измученное болезнью тело на кухню.
«Наверное я, все таки, откинула тапки и попала в рай» — пронеслась в больной голове шальная мысль.
Мое семейство в полном составе сидело вокруг кухонного стола, с ложками наперевес и плотоядно смотрело, на мечущегося по кухне кислотной молнией, Нгока, трогательно топорщащегося своей колючей прической и рюшами, на моем любимом фартуке.
«Боже, они же сейчас растерзают несчастного парня» — испугалась я, глядя на домочадцев, ощетинившихся вилками. Холодное оружие, между прочим.
— Есть будешь? — спросил Таськин ухажер, и я кивнула головой, сглотнув голодную слюну.
— Что бы вы без меня делали — вздохнула дочь, разглядывая, как я не жуя, глотаю куски божественно приготовленного мяса, в овощной подливке и умываюсь счастливыми слезами.
«Значит выживут» — пел мой разум.
— Да, уж. Терминаторы то, оказывается, тоже плачут — глубокомысленно изрек Жорик, уписывая за обе щеки, вкусный ужин.
А я счастливо смотрела на своих любимых, и чувствовала, как злая болезнь покидает мой организм. «Правы были наши предки. Счастье — самое лучшее лекарство от всех хворей» — решила я и пошла стирать, пострадавший прикроватный коврик, по пути прибрав безобразия, сотворенные хвостатыми паразитами, выкатив уделанный, как не боящийся грязи танк, Жориков велосипед, на лоджию, предварительно смыв с него тонну песка и глины, и протерла пыль в прихожей. Нет, Терминаторы не плачут, им просто некогда заниматься такими глупостями. Ведь миссия, доверенная им создателем, важна и прекрасна.
Часть 20. Кабы не было зимы
— Кончится ли эта зима когда — ни будь? Двадцать первый век, а мы, как дураки дровами топимся. Европа, мать ее за ногу — ворчал Гоша, натягивая на себя теплую куртку.
— Отец, Нгок там околел уже, наверное — с огромным топором наперевес, Димка приплясывал возле входной двери. Парень Таськи рылся в это время в подвале, выуживая на свет божий сучковатые поленья.
— Осторожнее там.
— Поучи еще мужиков дрова рубить — хмыкнул любимый, и пошел руководить процессом.
«Точно, устанет больше всех» — подумала я, расчищая угли в печи.
— Мамочка похожа на Золушку — уставился на меня блестящими глазенками Жорик.
— На черта она больше похожа — тут же нарисовалась дочь, глядя, как мать скребет металлической щеткой загаженную адскую топку.
— Крак — донеслось с улицы.
— Работники — подумала я — нужно им чего — то вкусненького приготовить.