Завещание чудака. Рассказы

— Оставьте ваш проект, — ответил директор, — и зайдите через неделю.

Наконец, четвертый ученый сообщил, что один из вопросов, волновавших мир, будет окончательно решен именно сегодня вечером.

Известно, что сто лет назад смелый опыт, произведенный доктором Натаниэлем Фэтберном, привлек к себе внимание широких кругов общественности. Горячо убежденный в реальности «зимней спячки человека», другими словами — в возможности приостановить все жизненные функции организма, а затем восстановить их, — доктор Фэтберн решился проверить предлагаемую им методу на самом себе.

Составив завещание, содержавшее точный перечень мер, которые следует принять для возвращения его к жизни через сто лет — день в день, — он подвергся замораживанию при температуре в 172 градуса. Превращенный в подобие мумии, доктор был опущен в могилу.

Сегодня, двадцать пятого июля 1889 года, в десять часов вечера истекал назначенный срок, и последний посетитель явился с предложением произвести это сенсационное оживление в одном из помещений «Ирт геральд». Таким образом, публику можно будет непрерывно держать в курсе происходящего.

Предложение было принято. Но так как до десяти часов еще оставалось время, Беннет улегся на шезлонге в гостиной. Протянув руку, он нажал кнопку и соединился с Центральным Концертным залом.

Какое наслаждение испытывал директор после утомительного дня, слушая произведения лучших композиторов, чарующую музыку, основанную, как известно, на чередовании восхитительных гармонико-алгебраических формул.

Стемнело. Погруженный в мечтательную дрему, магнат не сразу заметил, как распахнулась дверь.

— Кто здесь? — воскликнул он и нажал на кнопку выключателя, расположенного у него под рукой.

В то же мгновение воздух под влиянием электрических колебаний в эфире засветился.

— Ах, это вы, доктор?

— Я, собственной персоной! — ответил доктор Сэм. Ежедневно он заходил проведать своего пациента (годовой абонент). — Ну, как себя чувствуем?

— Хорошо.

— Тем лучше… Язык…

И он осмотрел язык при помощи микроскопа.

— Чистый… А пульс?

Врач приставил к руке пульсограф — аппарат, схожий с тем, который отмечает колебания почвы.

— Великолепный… Аппетит?

— Так себе.

— Да… Желудок… Что-то с ним не совсем ладно… Стареет, наверное… Придется вставить вам новый.

— Посмотрим! — ответил Беннет. — А пока — пообедайте со мной, доктор.

Тут же была установлена фонотелефотическая связь с Парижем. На сей раз супруга сидела у себя за столом, и обед, которому шутки доктора Сэма придавали большое оживление, прошел очень приятно.

— Когда намереваешься вернуться в Центрополис, дорогая Эдит? — спросил Беннет.

— Как раз собираюсь в дорогу.

— Подводным тоннелем или аэропоездом?

— Тоннелем.

— Тогда ты будешь здесь…

— …в одиннадцать часов пятьдесят девять минут вечера.

— По парижскому времени?

— Нет! Нет!.. По времени Центрополиса.

— Значит, до скорой встречи. Смотри не опоздай на вокзал.

Эти подводные тоннели, по которым можно прибыть из Европы за двести девяносто пять минут, и в самом деле гораздо удобнее аэропоездов, летящих со скоростью какой-нибудь тысячи километров в час.

* * *

Доктор ушел, но обещал вернуться, чтобы присутствовать при восстании из гроба своего коллеги. Беннет же, намереваясь проверить счета за сегодняшний день, направился в кабинет. Речь шла о предприятии, ежедневные расходы которого составляют восемьсот тысяч долларов! К счастью, успехи механики чрезвычайно упростили подсчеты. С помощью электросчетного пианино директор быстро справился со своей задачей.

Да и пора было! Не успел он в последний раз ударить по клавишам, как его вызвали в зал, где производился опыт.

Там Беннета встретил целый сонм ученых, к которым успел присоединиться и доктор Сэм.

Тело Натаниэля Фэтберна находилось тут же, в гробу, установленном на помосте посреди зала.

Включили фонотелефот, чтобы весь мир мог следить за каждой фазой операции.

И вот открывают гроб… Вынимают из него Натаниэля Фэтберна… Он все еще походит на мумию — желтый, твердый, сухой… При постукивании тело звучит глухо, как деревяшка… Его подвергают действию тепла… электричества… Безрезультатно… Ничто не может вывести его из сверхкаталептического состояния.

— Ну как, доктор Сэм? — спрашивает Беннет.

Доктор склоняется над телом коллеги, вглядывается в него с величайшим вниманием, вводит под кожу несколько капель броун-секаровской жидкости,[283] которая до сих пор еще в моде. Мумия остается мумией.

— Мне кажется, — задумчиво произносит доктор Сэм, — зимняя спячка чересчур затянулась.

— Ах!.. Ах!..

— Похоже, Натаниэль Фэтберн мертв.

— Ка-а-ак?

— Как только можно быть мертвым!

— Когда же он умер? — спрашивает кто-то.

— Да лет сто назад, — невозмутимо отвечает доктор Сэм. — Когда коллега реализовал свою злополучную идею и дал себя заморозить из любви к науке…

— Что поделаешь, — философски заключает Фрэнсис Беннет. — Видимо, метод нуждается в совершенствовании.

— «Совершенствование» — самое подходящее слово, — отвечает доктор, а научная комиссия по изучению земного сна удаляется со своей печальной ношей.

* * *