Зеленый остров

— Это замечательно!.. Честное слово, я завидую Коршункову! — воодушевленно заговорил Никонов. — Это же так повезло человеку!.. Я жил, я знаю… это редко бывает вот так… такая любовь!.. А как же вы собираетесь в дальнейшем поступить?

— Не знаю.

Никонов покачал головой.

— Вот тем и прекрасна любовь — безоглядностью! Да… Жаль только, что жизнь, как правило, укрощает высокие страсти. Жизнь, Зоя, это трезвость. Вот так, к сожалению. И вы с Коршунковым живете среди людей, которые не могут оставаться безразличными к тому, что между вами творится. Эти люди имеют законное право поинтересоваться: а что будет дальше? Некоторые чувства требуют законного оформления, ты же знаешь. А я занимаю такую должность, что обязан существующий в этом смысле порядок поддерживать. Ты знаешь, кстати, что такое — загс?

— Загс? — переспросила Зоя, и было видно, как трудно ей переключиться. Краснота с ее лица почти спала, теперь на нем чередовались розовые и бледные пятна.

— А это значит: запись актов гражданского состояния. Вот так: есть любовь, а есть гражданское состояние. Способна ли ваша любовь превратиться в гражданское состояние?

— Не знаю… От меня это не зависит, — хмурясь, ответила Зоя.

— Значит, от Коршункова зависит… Логично, пожалуй. — Никонов замолчал, в раздумье покусывал жесткие, как бы задубелые губы. — Ну ладно. С ним-то мы разберемся… А тебе я вот что хочу сказать, Зоя. Не имею права, но уважая тебя, скажу. Ко мне приходила мать Сергея. Ей кажется, ты просто охотишься за парнем, обольщаешь его… Это не так, я уверен. Но ведь у Сергея, оказывается, есть невеста!

От этих слов Зоя сжалась, пригнула голову.

— Вот такой наметился поворот, — сердечным тоном продолжал Никонов. — И я тебе вот что советую, Зоя. Если у вас это серьезно, то и оформлено должно быть серьезно, в соответствии с законом. Если же нет… Как комсомолка, тем более член бюро, ты знаешь, как такое называется. И всегда найдутся люди, которые захотят, чтобы явление было названо своим именем и потребуют принятия мер. Словом, не надо доводить до этого, до принятия мер, если у вас несерьезно… Ты человек, мне кажется, умный, волевой, Зоя, и я надеюсь, что найдешь в себе силы, чтобы поставить точку вовремя. Найдешь ведь?

— Найду, — пообещала Зоя, не взглянув на начальника.

С Семеном Лучининым Коршунков познакомился несколько лет назад, еще до призыва в армию, когда работал в инструментальном цехе. Сергей посещал тренировки гимнастической секции, в армии продолжал тренироваться — и вошел в призовую тройку на первенстве округа по гимнастике, получил первый разряд. Его уговаривали после демобилизации поступать в институт физкультуры, но Сергея тянуло домой; мать в каждом письме писала, как ей тяжело и невыносимо одной. Мать Коршунков жалел.

Он вернулся на завод опять токарем в инструментальный цех. Для хорошего токаря-универсала главное не скорость движений, а особое чутье, позволяющее точно выбрать подачу, точно уловить размер. Такое чутье не приобретешь штурмом, оно накапливается с годами. Но Коршункова это не устраивало. Он спешил жить, хотел заработать не меньше асов. Именно заработком переманил Сергея Лучинин в цех мелких серий. К тому времени Коршунков уже и гимнастику забросил: поступить в институт физкультуры уже не надеялся, а без цели ходить на тренировки надоело.

Мастер Лучинин относился к рабочим участка с тем превосходством, с каким второгодник относится к новому поколению одноклассников. Для Лучинина настолько естественно было чувствовать себя лидером в коллективе, что это даже не доставляло удовольствия. По собственному представлению о самом себе Лучинин уже давно должен был занимать более высокую ступень в заводской иерархии. Но вот в свои тридцать пять он все еще ходил в мастерах, и это было для Лучинина невыносимо обидным.

Он задержал Коршункова, когда тот собрался идти в столовую в обеденный перерыв.

— Твоя матушка давно на заводе? — спросил Лучинин.

— Скоро двадцать пять лет.

— Значит, ветеран… Серьезный факт, к ветеранам у нас прислушиваются. Она в партии?

— Нет.

— Это уже легче.

— Ничего не легче! — раздраженно возразил Коршунков. — Если она решилась — ее не остановишь!

— Понятное дело, — с ноткой сочувствия произнес Лучинин. — Думать же надо, голова сосновая!.. Я бы вот тоже не против. Хоть с той же Дягилевой… — Лучинин пытливо заглянул в глаза Коршункова. Тот моргнул, будто освободившись от какого-то внутреннего неудобства, но не опустил взгляда.

— Есть такой древний закон, — уже увереннее продолжал Лучинин: — Не воруй, где живешь… Я твою матушку понимаю, ей такая сноха, как Зойка, не нужна. И раз она женщина решительная, значит, пойдет на скандал. На весь завод может скандал приключиться. Вам с Зоей это надо?

— Нет, — вздохнул Коршунков.

— А мне тем более, понимаешь?.. Я сколотил участок. Крепкий коллектив. Мы выступили с почином: «Ни одного отстающего рядом!» Пока все шло хорошо. Газеты про нас пишут. Фотокоры снимают. Скоро киношники должны нагрянуть. И вдруг — скандал!.. Это же удар по коллективу будет, учти. Такие вещи не прощаются!

Коршунков согласно кивнул.