В те дни, когда социал-демократ Жданов участвовал в организации Шадринского совета и гулял с любимой на берегу Исети, в недалёком селе Осиновском, где жили родители Зинаиды, местные крестьяне в четверг на Троицкую неделю традиционно отмечали день «лихорадки». В этот своеобразный «праздник» в Осиновку приходили молодые девушки из соседних деревень, наряженные в костюмы всякой нечисти, и вместе с местной молодёжью, тоже замаскированной под чертей и леших, гуляли по селу с песнями и плясками, наигрывая при этом в тазы, вёдра и лукошки. Местное поверье утверждало, что принимающих участие в этом празднике не тронет лихорадка. Совсем рядом сосуществовали мечты о социализме по Марксу и древние, даже не христианские, а ещё полуязыческие обычаи…
В начале июля 1917 года в Петербурге произошли известные июльские события, когда большевики Ленина вместе с союзниками из левых эсеров и анархистов впервые открыто столкнулись с Временным правительством. В провинции это откликнулось резким обострением отношений большевиков и сочувствующих им групп с большинством политических сил, которые всё ещё поддерживали «временных».
Не обошло эхо петроградских событий и лично Жданова. В 1920-е годы он так писал об этом: «В июле 1917 года я был исключён из среды офицеров 139-го пех. полка и обвинён под хохот всего офицерства в большевизме, после чего снял погоны и с этого времени расчёты с офицерским чином считаю законченными» {70}.
Здесь товарищ Жданов вновь несколько отлакировал события для придания им большей партийности. В действительности официально он будет демобилизован из армии только в декабре 1917 года. В июле же он был исключён не «из офицеров», а из офицерского собрания — «за унижение чести русского офицерства», выразившееся в слишком дружеских отношениях с рядовыми и симпатиях к большевикам. Исключавшие Жданова офицеры не могли знать, что этот странный двадцатилетний прапорщик со временем получит золотые погоны генерал-полковника, вынесет самую страшную городскую осаду в истории человечества и маршалы сильнейшей армии мира будут первыми отдавать ему честь.
Вероятно, это исключение лишь придало прапорщику большую решимость на избранном им пути. Газета «Исеть» в 108-м номере от 1 августа 1917 года писала: «В субботу, 29 июля, в Шадринске организовалась партия социал-демократов-интернационалистов. Председателем бюро избран А.А. Жданов».
В те дни социал-демократами-интернационалистами именовались «левые меньшевики», сам Ленин аттестовал членов этой фракции «полубольшевиками». Но в условиях провинциального Шадринска фактически это была группа ориентировавшихся на Ленина местных большевиков и близких им меньшевиков. Поэтому в советское время этот день, 29 июля 1917 года, считался официальной датой создания городской большевистской организации.
Местные эсеры в это время были заняты выборами в городскую думу, большевики Жданова в них не участвовали. При этом на предвыборных митингах наш герой всё же призвал поддержать список эсеров, так как другие претенденты на места в гордуме — кадеты и прочие — были, по его мнению, ещё хуже. В итоге эсеры погрязли в предвыборных дрязгах и судах вокруг выборов. К тому же из них стала выделяться фракция левых эсеров, всё более склонявшаяся к лозунгам большевиков.
Так что «большевик», или, по строгим ленинским меркам, тогда ещё «полубольшевик» Жданов был своим человеком в эсеровской газете «Исеть», заменявшей большинству читающих шадринцев окно в мир. Наш герой был одним из постоянных её авторов и любимцем немногочисленной редакции.
Обязанности редактора летом 1917 года исполнял склонный к периодическим запоям эсер Жернаков, которого все знакомые звали просто по отчеству — Евгенич. Провинциальному изданию вечно не хватало корреспондентов и авторов, поэтому раздражительный Евгенич брал для «Исети» статьи и заметки из губернских и центральных газет. Их он вырезал ножницами, и острый на язык Жданов прозвал это привычное занятие редактора «стрижкой».
Николай Буткин подрабатывал в «Исети» секретарём, позднее он так описывал типичный визит нашего героя в редакцию:
«Раза три в неделю приходил А. Жданов. Его приходу Евгенич всегда был рад — он никогда не приходит "пустым", а приносил с собой заметки от солдат или партийцев, всегда острые и злободневные, или садился в комнату № 3, где писал сам.
Приход Жданова всегда вносил некоторое оживление из-за замечаний по нашему адресу.
Опишу хотя бы одно типичное посещение. Андрей начинал разговор с Жернаковым:
— Стрижёшь?
— Стригу.
— Выходит?
— Всякое бывает.
— Опять эсеровщину в газету протащишь?
— Иди ты к чёрту.
Разговор кончен. Начинает подковыривать меня:
— Николай, запиши меня в очередь на подписку. Пока я занимаюсь, очередь подойдёт.
А какая очередь, если не каждую неделю приходит по одному подписчику.
Уходит в комнату № 3. Во избежание помех — закрывает двери. Некоторое время в комнате тихо. Думаю — пишет.
Примерно через полчаса слышен тенор Андрея: