Я велела ей подольше постоять под сильной струёй прохладной воды, а сама, надев маску, специальные очки и толстые резиновые перчатки, стала собирать формалин особыми подушками, которыми нас обеспечивали в целях безопасности в подобных экстренных случаях. Я подмела осколки стекла и убрала все в двойные пластиковые пакеты. Потом вымыла пол из шланга, сама умылась и переоделась в чистый зеленый халат. Наконец из душа появилась Сьюзан, порозовевшая и испуганная.
- Простите, доктор Скарпетта, - произнесла она.
- Я беспокоюсь только за вас. Все в порядке?
- Небольшая слабость и головокружение. Я еще чувствую запах.
- Я разберусь здесь сама, - сказала я. - А вы идите-ка домой.
- Я, наверное, сначала немного отдохну. Пожалуй, я поднимусь наверх.
Мой лабораторный халат висел на спинке стула, и я достала из кармана ключи.
- Вот, - предложила я, протягивая их ей, - полежите у меня в офисе. Если дурнота не пройдет или вам станет хуже, немедленно звоните по внутреннему телефону.
Она появилась где-то через час в наглухо застегнутом зимнем пальто.
- Как вы себя чувствуете? - спросила я, сшивая Y-образный разрез.
- Только небольшая слабость, а так нормально.
Она молча понаблюдала за мной и вдруг добавила:
- Я там подумала, пока была наверху. Мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня свидетелем в этом деле.
Я удивленно подняла на нее глаза. В официальном отчете любой присутствовавший при вскрытии считался свидетелем. То, о чем просила Сьюзан, большого значения не имело, но сама просьба казалась весьма странной.
- Я не принимала участия во вскрытии, - продолжила она. - То есть я помогала производить внешнее обследование, но не присутствовала при аутопсии. Я знаю, это будет крупное дело, если кого-нибудь поймают. Если дойдет до суда. И, я считаю, мне не стоит фигурировать в качестве свидетеля, поскольку, как я уже сказала, на самом деле меня не было.
- Хорошо, - ответила я. - Не возражаю.
Она положила мои ключи на столик и ушла.
Марино оказался дома, когда я позвонила ему из машины, притормозив возле поста, где взимался дорожный сбор.
- Вы знакомы с начальником тюрьмы на Спринг-стрит? - поинтересовалась я у него.
- Фрэнк Донахью. Вы где?
- В машине.
- Так я и думал. Нас сейчас на этой линии слушает по меньшей мере половина водителей Вирджинии.
- Ничего особенного не услышат.
- Я знаю про мальчика, - сказал он. - Вы уже закончили с ним?
- Да. Я позвоню вам из дома. А пока хочу вот о чем вас попросить. Мне бы надо в тюрьме кое на что взглянуть.
- Проблема в том, что взглянуть захотят и на вас.
- Поэтому вы поедете со мной, - сказала я.
За два злополучных семестра учебы у моего прежнего учителя я научилась быть подготовленной. И вот в субботу днем мы с Марино отправились в тюрьму. Небо было свинцовым, ветер трепал деревья по обеим сторонам дороги. Все казалось холодным и неспокойным, что вполне соответствовало моему душевному состоянию.
- Хотите узнать мое личное мнение? - спросил по дороге Марино. - На мой взгляд, вы слишком много Грумэну позволяете.
- Вовсе нет.
- Так почему же каждый раз, когда он имеет какое-то отношение к смертному приговору, вы словно оправдываетесь перед ним?
- А как бы действовали вы в аналогичной ситуации?
Он нажал на прикуриватель.
- Так же, как и вы. Осмотрел бы камеру смертников, стул, запротоколировал бы все и послал бы его к чертовой матери. А еще лучше сделал бы это в прессе.
В утренней газете со слов Грумэна утверждалось, что Уоддел не получал полноценного питания и на его теле были синяки с кровоподтеками, происхождение которых я не смогла вразумительно объяснить.
- В чем, собственно, дело? - не унимался Марино. - Он уже занимался защитой этих мерзавцев, когда вы изучали право в институте?
- Нет. Несколько лет назад его попросили возглавить клинику для заключенных в Джорджтауне. Тогда он и стал выступать в защиту осужденных на смертную казнь.
- У него, видимо, не все дома.
- Он категорически против смертной казни и ухитряется раздуть громкий судебный процесс из любого дела, превращая своих подзащитных в великомучеников. И Уоддела, в частности.
- Ну и ну. Просто святой Николас, главный святой всех подонков. Хорошенькое дело, - Марино не мог успокоиться. - Почему бы вам не послать ему цветные фотографии Эдди Хита и не поинтересоваться, не хочет ли он поговорить с родными этого парня? Посмотрим, как он тогда отнесется к той твари, которая совершила это преступление.
- Грумэна не переубедить.
- У него есть дети? А жена? Есть кто-нибудь, кого он любит?
- Это ничего не изменит, Марино. По делу Эдди у вас, конечно, никаких результатов.
- Нет, и в Энрико тоже ничего. У нас его одежда и пуля. Может быть, лаборатории удастся извлечь что-нибудь полезное из того, что вы им подкинули.
- А как там программа по предотвращению тяжких преступлений? поинтересовалась я, имея в виду его сотрудничество с Бентоном Уэсли из ФБР.
- Трент работает с бумагами, и мы разошлем их через пару дней, ответил Марино. - А вчера вечером я сообщил Бентону об этом деле.
- Эдди был похож на того, кто мог бы сесть в машину к незнакомцу?