Жизнь художника (Воспоминания, Том 2)

На месте преступления я побывал с мамой дня через два. Однако, к самому месту, т. е. к перилам набережной Екатерининского канала, нельзя было подойти из-за толпы. Издали было видно, что на том месте, где взорвалась вторая, убившая Государя, бомба, выросла целая гора венков и цветов, а вокруг этой горы стояли часовые и никого не пропускали. Запомнилось, как брат Леонтий приехал с эскизом временной деревянной часовни на месте покушения и как папа делал свои замечания насчет этого рисунка, а брат наносил тут же поправки. Еще через день окончательный проект был готов, а дней через десять выросла на месте покушения и сама часовня, скромная, но изящная, построенная из непокрашенного дерева и увенчанная золоченой луковицей. Внутри часовни перила набережной, панель тротуара и мостовая обагренные кровью Государя, оставались нетронутыми, и их можно было видеть, подойдя к двери. Всё нараставшая гора цветов теперь была расположена вокруг часовни, и тут же стоял стол для пожертвований на постройку храма на месте убиения Царя-Мученика, - иначе убитого Государя не называли. Рассказывали, что уже собраны баснословные суммы. Все рассказы носили тогда одинаковый характер - ужас перед совершившимся и абсолютное осуждение преступников-террористов, тогда как до того "нигилисты" были "почти в моде".

Наступил период усиленных арестов, доносов, слежек, обысков, всего, что на жаргоне революции называется реакцией и контрреволюцией. Мне лично делалось невыносимо больно, когда я себе представлял, какие муки должен был испытать Государь пока он не впал в беспамятство, и как-то особенно кошмарным представлялось то, что врачи "насильно пытались ему вернуть кровообращение! Ужасно было жаль и кучера и казаков, которые были убиты взрывом и особенно того мальчика-разносчика, который случайно тут же проходил со своей корзиной и также был убит. О самом же происшествии ходило несколько версий, но все сходились на том, что Государь мог еще спастись, если бы после первого взрыва, он, выйдя нетронутым из разрушенной кареты, не оставался бы на месте взрыва и не пожелал сам удостовериться, не пострадал ли кто из сопровождающих. Позже Григорович рассказал еще одну подробность о последнем моменте катастрофы. Государь, выйдя из кареты, встал у перил набережной и прислонился к ним. В это время двое полицейских схватили человека, которого они считали за бросившего бомбу. Александр II окликнул их и приказал подвести человека к себе. "Оставьте его"", - обратился он к полицейским: "это ты бросил бомбу?" - спросил он и укоризненно прибавил (сильно картавя): "Xoгoш, xогош!"

В эту секунду подведенный выхватил из-за пазухи снаряд и бросил его под самые ноги Царя. Произошел взрыв, убивший бросившего снаряд террориста наповал, Государю же оторвало обе ноги, изранив всё тело. Несколько осколков попало ему и в лицо. Следы этих ран были заметны тогда, когда положенные в гроб останки были выставлены народу. Сотни тысяч прошли в немом ужасе, преклоняя колена перед обставленным свечами гробом и прикладываясь к образку, который был положен в сложенные руки покойного. В Бозе-почивший, - поминали теперь официальные реляции того, в честь которого только что пели гимн: "Боже царя храни, сильный державный, царствуй на страх врагам". Фотографии с лежавшего в гробу, одетого в форму - государя, до пояса закрытого покровом (жутко было подумать, что там, где должны быть ноги, были лишь какие-то "клочки"), висели затем годами в папином кабинете и у Ольги Ивановны в ее каморке. Ольга Ивановна, Степанида и прочие наши домочадцы ходили в Зимний Дворец прощаться с Государем, и на это у них ушла целая ночь.