Жизнь удалась

Обстановка самая непринужденная. На освещенной сцене в конце зала маячила девица. Она переговаривалась с сидящими в зале, те что-то ей отвечали, вспыхивал хохот. Иногда, разговорившись, она прекращала раздеваться, смеялась...

Брякая кольцами, занавес закрылся. Мимо кресел простучала каблуками следующая... И опять — шуточки, разговорчики, долгие перерывы.

Никак это не напоминало обитель порока, скорее какую-то тренировку.

Я встал, хлопнув сиденьем, у маленькой стойки сбоку выпил пива и подался на улицу.

Толпа по улочкам гуляла трезвая, насмешливая, спокойная... Я был потрясен таким наплевательским отношением англичан к пороку!

В кино страсти тоже не бурлили. Большинство зрителей — спали! Такого массового храпа я еще не встречал!

Когда я выбрался из кино, улица была пустынной, холодный ветер нес обрывки бумаги. Мне стало вдруг неуютно и слегка страшно.

На тротуаре время от времени попадались какие-то люди, неподвижно сидящие на черных бумажных мешочках с мусором. На меня они абсолютно не реагировали.

Увидев на повороте такси, я бросился к нему (лондонские такси — черные, старомодные — узнаешь сразу!).

Приехав к отелю, я долго смотрел на счетчик, приделанный у окна снаружи. Нет, к сожалению, это счетчик, а не часы, — надо платить!

Я вошел в отель и, почему-то не пожелав воспользоваться лифтом, мрачно стал подниматься по лестнице. На лестничных площадках тускло светились какие-то глиняные хари. На моем этаже харя не горела. Я шел по коридору, с усилием отталкивая преграждающие коридор тугие пожарные двери с надписью на них «Пут офф».

Да... Приехал черт знает зачем! Массу денег истратил в Сохо... Я открыл, отжал тугую дверь и влез в номер.

Ночью я проснулся оттого, что стало холодно. Я нащупал в стенке кондиционер, поставил переключатель на «хот» — горячее, постоял в темноте и вдруг почувствовал: «А я ведь в Англии! Стою сейчас прямо в Англии... Счастливчик! Запомни — ты счастливчик!»

После завтрака мы уютно уселись в автобус.

Национальная галерея — великолепный Тернер! Потом Тэйт-галлери — прекрасные импрессионисты!

После обеда автобус вынес нас из Лондона. Мелькали широкие зеленые поля с редкими стадами овец, иногда, почему-то, павлинов... Машин навстречу попадалось очень мало, особенно грузовых. И снова — зеленые травяные поля, пустынное шоссе. «Ш-ш-ш!» — пронесется легковая, и опять тишина.

Англичане вообще, как я заметил, отнюдь не выставляют наружу процесс производства, не упиваются им, как это делаем мы, наоборот, скрывают его, и кажется, что существует лишь результат.

Чистый красивый Оксфорд... Студент в шлепанцах, по-домашнему, зашедший в церковь и заигравший вдруг на органе.

Но главное наслаждение, таясь и дрожа, я готовил себе на вечер: пойти по Лондону, самому выбирая маршрут, заворачивая, где я захочу!

После ужина я вышел из отеля и, постояв, свернул влево. Вскоре я оказался на главной торговой улице Оксфорд-стрит. В сумерках зажигались названия, зеленые — магазинов «Вулворт», красные — «Маркс и Спенсер».

Сплошные магазины без дверей, точнее, без уличной стены. Входишь прямо с тротуара — обдает теплый сухой ветерок, под ногами пружинит толстый ковер. Фурычит где-то тихая музыка, и повсюду над головой висят джинсы (один мой знакомый именно так и представляет себе рай).

Пройдя эту бесконечную улицу магазинов, я вошел в паб. Красный ковер под ногами, мягкие диванчики, над стойкой длинный ряд перевернутых разноцветных бутылок, закрытых крантиками.

Посреди ковра лежала чья-то огромная собака, и никто ее почему-то не бил мокрой шваброй, не гнал.

...Перед отъездом сюда я читал у одного очень хорошего нашего писателя про Лондон. Он там описывает сначала, как они с другом в свободный день поехали на поезде в какую-то деревушку, где, как было известно, в маленькой лавочке шьют какие-то особо замечательные фуражки. Целый день они ехали туда, но лавочка оказалась закрыта — воскресенье.

После этого, проезжая в метро, он высунул голову наружу и чуть было не был задушен дверьми вагона.

Все это очень драматично, но относится лишь к самой личности этого писателя, — к Англии, как я тут понял, отношения это не имеет. Основная идея их жизни, как мне показалось: не драматизировать.

...Я свернул на широкую аристократическую Парк-лейн: белые дома с мраморными колоннами, — вдали от тротуаров, за деревьями. Чистые, сдержанно освещенные магазины. За тротуаром бесшумно двигались в несколько рядов красные огоньки машин, дальше темнел прохладный простор Гайд-парка.

Потом я вышел на Пикадилли-стрит и, как старый лондонский сноб, подумал: «Как вульгарны все же эти торговые улицы!»

...На следующее утро обнаружилась маленькая катастрофа. Я настолько привык к нашему автобусу, настолько он казался мне домашним, уютным, что накануне я оставил там шарф и кепку.

После завтрака на площадке перед гостиницей я увидел, что автобус другой.

Но водитель остался прежний, и я долго толковал ему о своей пропаже.

— Я вонт ту сии май кеп! — я делал рукой кольцо вокруг головы.