По улицам Дели мимо памятников старины, самых современных дворцов и отелей течет нескончаемая транспортная река: «
», машины отечественных марок, велосипедисты, повозки, запряженные волами, не спеша шагают слоны, бредут тощие священные коровы. Сколько надо умения, чтобы вписаться в эту движущуюся реку, никого не задавить и не быть самому раздавленным. И помимо умения немного водительской удачи! Мы с женой прожили в Дели пять лет. Нам повезло — и я, и она, сидя за баранкой, никого не сшибли, хотя велосипедисты в расчете заработать не раз бросались под колеса нашего «». Дескать, иностранец, плати! Ты богат, а я беден. Неважно, кто виноват. На улице сразу остановятся десятки других велосипедистов, и все они примут сторону пострадавшего. Неудача постигла нашего друга полковника Геннадия . Под колеса его машины, двигавшейся с медленной скоростью, перед самым светофором резко бросился велосипед. Гена сразу затормозил, но машина все же сбила индийца. Он тут же вскочил и поднял шум, указывая на поцарапанную коленку. Гена мог ничего не платить — вина пострадавшего была очевидна. Но он со свойственной ему широтой души достал бумажник и велосипедист уехал, благодаря «сахиба» за щедрость. Как наивны мы были в начале индийского периода жизни! Пригласил бы полковник полицию, и все обошлось бы без скандала. Разве что полицейский ударил бы палкой велосипедиста. В Индии полиция — не наша вежливая автоинспекция, которая отдает вам честь и ограничивается взимаемым «гонораром». Короче, велосипедист то ли сам додумался, то ли его кто-то надоумил, но он разузнал по номеру машины адрес Гены и начал шантажировать «богатого» иностранца, требуя крупного «бакшиша». Тут полковник совершил вторую ошибку — просто прогнал велосипедиста, снова не вызвав полицию. «Бедный пострадавший» оказался сообразительным. То ли сам, то ли кто-то опять посоветовал ему, он обратился в советское посольство. Новое начальство, с которым у полковника не складывались отношения, не преминуло воспользоваться предлогом. В Москву ушла соответствующая шифровка. Через пару недель в делийском аэропорту «погорельца» провожали домой только мы с корреспондентом советского телевидения Эдуардом Сорокиным. Никто из коллег полковника так и не появился в порту. Этот случай тоже экзотика, но уже не только индийская. Скорее всего советская, когда человеку ломали жизнь ни за что. Вряд ли так поступили бы в американском посольстве. Там людей не списывали за пустяки. Гена понял, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, и проявил в Москве стойкость. После долгих мытарств по начальственным кабинетам он сумел доказать свою правоту. Его оправдали и, более того, за заслуги в Индии сделали генералом. Нервотрепка все-таки сказалась — Гену свалил обширный инфаркт. В госпитале, где его навестил Эдуард Сорокин, Гена рассказывал, что вскоре выписывается и уезжает на реабилитацию в сочинский санаторий. А потом… Мало ли самых радужных планов в генеральском мундире, тем более в Главном разведывательном управлении Генерального штаба Советской Армии! Планам, однако, не суждено было сбыться. Гена умер в Сочи от второго инфаркта. Так трагически закончился небольшой транспортный инцидент на одной из делийских улиц.В самолете по пути в Дели я не мог еще поведать собеседнику об этом печальном примере индийской экзотики. Все случилось потом, через несколько лет. Зато немало минут посвятил рассказу о туристской Мекке Индии — бывшей древней столице
. В ней находится подлинное чудо архитектуры гробница, воздвигнутая в честь безвременно умершей красавицы-жены. Здесь потом нашел свой вечный покой и сам индийский правитель. Двадцать два года воздвигала вся Индия это легендарное строение. Его сооружали двадцать тысяч каменщиков, гранильщиков и ювелиров. Драгоценные камни привозили из копей Индии, Персии, Афганистана, Центральной Азии. Тадж-Махал воспринимается как величественная и печальная мелодия реквиема, как торжественный и светлый аккорд безграничной любви, уносящий в небо ее проявление в архитектурном шедевре — белый купол, украшенный полудрагоценными камнями и венчающий мраморные опоры гробницы, и высокие, строгие минареты. Поражает освещенность шедевра в солнечный день. Он становится то светло-розовым, то голубоватым, то нежно-оранжевым.