Зигги Стардаст и я

Когда я распахиваю двери, нас ослепляет солнце. Жизнь почему-то продолжается, словно ничего не случилось. Мы сливаемся в одно тело и становимся Флэшем, мчимся с головоломной скоростью по полям. Так быстро, что трава под ногами почти не пригибается. Я не останавливаюсь, пока мы не оказываемся в безопасности, а школа скрывается из виду.

И как только это случается, я внезапно оказываюсь в криптонитовом поле: обессилевший, слабый, тускнеющий. Словно сразу десять Невероятных Реднеков топчутся по моим легким. Падаю на землю, хватаясь за грудь. Кристально ясная мысль: мне нужен «питер-пол-и-мэри». Внутри бушует лесной пожар. Пытаюсь сфокусироваться. Он в рюкзаке, а рюкзак в шкафчике. До дома не доберусь.

– Где? – спрашивает Уэб.

– В рю…кза…ке…

Миг – и его уже нет.

Все немеет – ноги, руки, лицо. Все превращается в пожелтелый, горящий туман. Каждый вдох сжимает легкие все сильнее, и я…

ухожу,

ухожу…

– ЭЙ! – Это Уэб. – ЭЙ! СМОТРИ НА МЕНЯ!

Смотрю. Его глаза по-прежнему пульсируют огнем. Левый – полузакрытый, заплывший, в фиолетовом ореоле.

Он приподнимает меня, придерживает голову, сует в руки «питер-пол-и-мэри».

– Держи.

Иисусе! Как он сумел так быстро вернуться? Я что, отрубился?

Пара тысяч пуф-пуфов.

Позволяю себе плыть в его глазах, позволяю его голосу вернуть меня обратно. Хочу стереть кровь с его губ, но руки как свинцом налитые.

Небо, облака, поля постепенно возвращаются в фокус.

Короткие, быстрые вдохи все еще кинжалами втыкаются в легкие.

Но это – дыхание.

Я дышу.

– Хорошо, – бормочет он. – Хорошо… хорошо… хорошо… с тобой все хорошо.

Не знаю, кому он это говорит, мне или себе.

– С тобой все хорошо, верно? – спрашивает.

Киваю.

– Ладно… хорошо… хорошо… – Он вскакивает, я замираю. – Здесь никого нет. Ничего. Ты в безопасности. Сомневаюсь, что они впредь будут до тебя докапываться, верно?

Я могу только кивать, в груди еще горит.

Он сплевывает кровь, скопившуюся во рту.

– Мне пора. Ладно? С тобой точно все хорошо?

Снова киваю. Он срывается с места, исчезая в полях.

Сижу, затерянный в море волнующейся травы.

Ложусь на спину.

Облака меняют формы, увозя меня прочь на каравелле, плывущей по ветру. Далеко-далеко. Описываю руками полукружия, рисуя ангела на траве.

Реки слез стекают и образуют маленькие озерца на этих расплющенных крыльях.

19

8 июня 1973 года, пятница

Мозги плавятся.

Лежу на кровати Старлы, пытаясь расшифровать «Относительность» Эйнштейна – следующую в очереди своих библиотечных книг. С тем же успехом мог бы пытаться понять древние инопланетянские иероглифы. Или девушек. Или парней, если уж на то пошло. Господи!

Старла собирает вещи. Ну, вроде как. Скорее бестолково мечется по комнате, закидывая в чемодан «вот эту блузочку, вон ту юбочку и еще это платьице» и тряся шмотьем. Я нервничаю ничуть не меньше. Это наш последний совместный день на ближайшие три месяца…

О да, и те десять тысяч мысленитей, которые ураганом вырвались из меня в раздевалке два дня назад: «Как Уэб понял, что меня надо искать? Он ранен? Он в безопасности? Ощутил ли он тот момент во время доклада? Тот момент, когда посмотрел в мои глаза, и все во вселенной перестали существовать, а мы, возможно, на самом деле улетели на Луну? И, о да, тот момент, когда ОБЕЗЬЯНЫ УВИДЕЛИ МЕНЯ С ПАЛАТКОЙ В ШОРТАХ И ЕДВА НЕ УБИЛИ» – и так далее, и тому подобное. С тех самых пор я пытаюсь запихать все эти мысленити в червоточину. Без толку. Они по-прежнему спутаны в адский клубок у меня в голове.

С самого дня Битвы с Обезьянами прячусь у себя в комнате, выходя только в глухую ночь, чтобы забрать папу из «Блюзовой нотки». Солнечный свет рискну увидеть лишь тогда, когда буду уверен, что на улицах безопасно. И сегодня это случилось. Обезьяны отправились то ли на какой-то съезд в джунглях, то ли еще куда. В бейсбольный лагерь, как мне думается. Во всяком случае, так сказала Старла. Не уверен, да и наплевать, – главное, здесь их нет. Даже Скотти, который ни шиша не смыслит в бейсболе и, наверное, машет битой во все стороны, как пещерный человек, вопя «уга-буга». Засранец.

Ну да ладно. Два месяца жизни, свободной от Обезьян. Пока все не вернется на круги своя. «Настоящее – это величайший подарок». Еще одна из раздражающих цитат доктора Эвелин. Но она права, как я догадываюсь, и эта установка работает, как я догадываюсь, ибо сейчас, вот в эту самую минуту, у меня впервые с того дня в раздевалке нет такого ощущения в животе, будто я вот-вот рожу мачете. Ну или что-то вроде того. А еще не могу перестать думать о заключительном этапе лечения, который начнется через пару дней…