Зловещее поручение

Некоторое время я провел, гуляя по Сент-Джеймс-парку и обдумывая вновь и вновь планы возможных действий обеих сторон.

Затем я вышел на Пикадилли и по-прежнему почти ничего и никого не замечая вокруг, медленно двинулся вдоль кромки тротуара.

До встречи с Гелвадой оставалось еще достаточно времени, но я решил взять такси и дома подождать его прихода за отшлифовкой своих планов.

Вдруг какой-то автомобиль, шурша колесами о бордюрные камни тротуара, остановился рядом со мной, и довольно приятный голос произнес:

— Майкл… дорогой…

Это была Бетина Бейл, а если быть точным, фройлен Лейзл Эрнст. И выглядела она превосходно. На ней было зеленоватое, плотно облегавшее фигуру платье с изящной накидкой.

Я приблизился к автомобилю, дружески улыбнулся и сказал:

— Так, так, милая Бетина… Должен сказать, что нервы у вас дьявольские. Однако, где вы намерены закончить ваше дело? Здесь же, на улице? Что ж, я к вашим услугам, если не возражаете.

Она мило улыбнулась и сказала:

— Нет, нет, Майкл. Я как раз собираюсь сообщить вам, где именно моя печальная карьера будет окончена. Поверьте мне, что ужасный выстрел из газового пистолета был в тот момент необходим. Мне было приказано, и за мной следили. И тогда я еще не приняла решение.

— Какое решение? Сдаться?

— Не забегайте вперед, Майкл. Я думаю, что нам неплохо было бы выпить вместе. Вы помните, как угощали меня вкусным обедом в Беркли? Вы тогда были таким милым и таким приятным… простаком. Не правда ли?

— Я ни разу не предлагал вам выпивку, содержащее отраву.

— Возможно, дорогой, — нежным голосом сказала фройлен. — Но я убеждена, что в ваших интересах угостить меня вкусным напитком и терпеливо выслушать то, что я вам скажу. А рассказать вам у меня есть что.

Я взглянул на нее: несмотря на то, что ее губы продолжали улыбаться, глаза были жестокими и выражали затаенное беспокойство.

— Что, собственно, вы собираетесь делать? — спросил я напрямик. — Продаться?

На ее лице появилась недовольная гримаса.

— Не говорите так грубо, Майкл, хотя этот термин и выражает в известной мере суть дела. У меня нет другого выхода, нет его и у фатерланда. Я это поняла. Остальные еще продолжают верить, что мы выиграем, и с ними мне не по пути: в сказки и волшебство я не верю.

— Другими словами, вы думаете не столько о горячо любимом вами фатерланде, сколько о маленькой Бетине? Или проще, хотите заключить сделку?

— Да, Майкл, — сказала она серьезно. — Хочу порвать со своим прошлым.

Я открыл дверцу и сел в машину рядом с ней. Ее духи были превосходны. Их тончайший аромат вынудил меня искоса взглянуть на нее. По-видимому, мое первое впечатление оказалось верным. Она казалась испуганной, встревоженной, чем-то обеспокоенной.

— Как же это возможно, — сказал я, — чтобы вы решились на такой шаг, решились пойти на сделку с врагом вашего фатерланда? Вы — немка. Вы профессиональный шпион. Вы — очень опасная женщина. Думаю, что вы успели отправить на тот свет не менее полдюжины добрых англичан…

— Которые первыми поспешили бы отправить меня туда же, если бы имели на это шанс, — прервала она меня.

Она вывела машину на Берити-стрит и остановила ее у самого бордюра.

Мы вышли из машины и направились в Баттери. Найдя там удобный, отдаленный от других столик, мы уселись за ним и я заказал коктейль.

— Я не считаю, что все совершенно безнадежно, — сказала она, — у меня есть надежда, что я выпутаюсь. Я не немка, а австрийка, и, верите вы мне или нет, меня заставили заняться этим ужасным делом. Многие женщины шпионят для Германии, они вынуждены это делать, хотя и не хотят этого. Я — одна из них, и не вижу причин, чтобы не спасти свою жизнь.

— Если она стоит этого, — заметил я. — Но что именно заставило вас так быстро переменить свои убеждения? Откуда такой внезапный поворот и страх?

Она пожала плечами, кисло улыбнулась и сказала:

— Думаю, что виной всему вы. Вы оказались очень внимательны к нам и собрали такое количество материала, свидетельствующего против секции, и что ни у кого из нас нет ни малейшего шанса выбраться из Англии. Я убеждена в этом, а умирать мне не хочется. Я еще хочу пожить. Возможно, когда кончится война, жизнь станет прекрасной.

— Боюсь, что скоро вы меня совсем растрогаете, — сказал я. — Давайте лучше ближе к делу. Что вы предлагаете?

— Хорошо, — проговорила она, понизив голос. — Вы должны мне обещать, что я не буду расстреляна. Я, разумеется, ничего не говорю о коротком пребывании в тюрьме. Это я смогу перенести, зная, что наступит день, когда жизнь вновь улыбнется мне.

— Так. Наградить мы вас должны спасением вашей жизни, а это штука дорогая. Что же вы предлагаете взамен?

— Если вы дадите мне такое обещание, то я расскажу вам все, что вас интересует в настоящее время.

— Что вы имеете в виду, Лейзл?

При этом имени она вздрогнула, но, не меняя тона, продолжала: