Змея, крокодил и собака (ЛП)

– Их корреспонденты пишут только о положении на театре боевых действий. Однако Кевин…

– Суёт свой нос в наши дела, – завершил Эмерсон. – Проклятье! Полагаю, было бы необоснованно надеяться, что О'Коннелл не будет задавать о нас вопросы офицерам в Санам Абу Доме^[32]. Остаётся лишь думать, что военные не будут распространять сплетни и пустые слухи.

– Они знали, что мы отправились в пустыню после Реджи Фортрайта^33], чья экспедиция якобы занималась розысками пропавших дяди и тёти,– напомнила я ему. – Мы вряд ли скроем этот факт, даже если Реджинальд не заявлял о своих намерениях каждому офицеру в лагере. Когда же мы вернулись, появление Нефрет должно было вдохновить любопытство и домыслы. Но история, которую мы придумали, гораздо правдоподобнее, чем истина. Все, кто знали о бедном мистере Форте, упорно разыскивавшем Затерянный Оазис, считал его сумасшедшим или мечтателем.

– О'Коннелл не упоминал об этом, – неохотно согласился Эмерсон. Действительно – я угрожала ему множеством неприятностей, если он осмелится.

– Нефрет – не единственное имя, которое упоминает Кевин, – продолжала я. – Как я и предполагала... как я и ожидала от такого журналиста, Кевин выбрал главной темой чудо выживания. Рассказ Нефрет был только одним из многих, и никто из читавших статью не заподозрил, что её воспитали не добросердечные американские миссионеры, а язычники, пережившие утраченную цивилизацию. Даже если о Затерянном Оазисе не скажут ни слова, предположение, что она воспитывалась среди голых дикарей – а именно так наши просвещённые соотечественники относятся к представителям всех культур, кроме своей собственной – подвергло бы её насмешкам и грубым домыслам со стороны общества.

– Так вот что тебя беспокоит? Признание Нефрет обществом?

– У неё и без того хватило трудностей из-за ограниченных тупиц.

Туча исчезла с благородного чела Эмерсона.

– Твоя трогательная забота о девочке делает тебе честь, дорогая. Я считаю всю эту суету абсолютной ерундой, но, без сомнения, нетерпимость к происхождению гораздо труднее перенести молодой девушке, нежели МНЕ. В любом случае мы не можем объяснить её происхождение, не открывая тайны, которую поклялись сохранить. Поэтому я рад, что дети остались в Англии – дома, в безопасности.

– Я тоже, – откровенно призналась я.

* * *

Первым человеком, которого я увидела с борта парохода, входившего в док Порт-Саида, был наш верный мастер Абдулла. Его белоснежный тюрбан возвышался на шесть дюймов над головами окружавшей толпы.

– Проклятье! – невольно воскликнула я. Ибо надеялась ещё на несколько часов внимания Эмерсона исключительно к моей персоне. К счастью, он не услышал меня. Поднеся руки ко рту, он громогласно завопил, заставив подпрыгнуть близстоящих пассажиров, и широко улыбнулся Абдулле. Наш многолетний реис был слишком старым и почтенным, чтобы выражать своё волнение какими-либо телодвижениями, но его младших родственников ничто не ограничивало, так что они вовсю подпрыгивали, качая тюрбанами, и выкрикивали приветствия.

– Как здорово, что Абдулла встретил нас, – просиял Эмерсон.

– И Селим, – продолжила я, видя другие знакомые лица. – И Али, и Дауд, и Фейсал, и...

– Теперь нам будет гораздо легче сесть в поезд, – сказал Эмерсон. – Не пойму, как я сам не догадался попросить их встретить нас. Похоже, Абдулла предвидит наше малейшее желание.

Поезд из Порт-Саида в Каир идёт менее шести часов. В нашем купе хватило места и для Абдуллы, и для его старшего сына Фейсала, поскольку другие европейцы отказались находиться рядом с «кучей грязных туземцев», как выразился один напыщенный идиот. Я слышала, как он взывал к проводнику. И ничего не добился. Проводник знал Эмерсона…

Что ж, мы удобно устроились и приступили к обмену свежими сплетнями. Абдулла огорчился, узнав, что Рамзес не приехал с нами. По крайней мере, он добросовестно изображал печаль, но мне показалось, что чёрные глаза блестели как-то по-особому. Его чувства были ясны для меня – разве я не разделяла их? Его преданность Эмерсону сочетала в себе благоговение помощника с крепкой дружбой человека и брата. В прошлом году Абдуллы не было с нами, и теперь он нетерпеливо ожидал безраздельного внимания своего кумира на протяжении целого сезона. Он бы точно так же распорядился мной, если бы это было возможно (я думала об этом без малейшей обиды). А я, со своей стороны, ожидала того же самого. Не говоря уже об Али, Дауде и Фейсале.

Мы распрощались в Каире, но только временно. Вскоре нам предстояло встретиться в их родной деревне Азийех – нанимать команду для зимних раскопок. Эмерсон был в таком хорошем настроении, что охотно подчинился всеобщим объятиям; в течение некоторого времени он полностью скрылся в облаке размахивающих рукавов и развевающихся халатов. Остальные европейские путешественники-европейцы без стеснения наблюдали за этим зрелищем.