Знак бесконечности (СИ)

— Мы ведь так и не зарегистрировали брак. А даже если бы — зачем ему? У него есть дочь… Знаешь, — добавила я, помолчав, — наш ребенок… Только это и важно. А все остальное теперь уже не имеет значения.

— Нет, — не согласился Тони. — Это — и еще одно. То, что мы теперь вместе. Неважно, кто рядом с тобой при жизни. Важно, с кем ты останешься после смерти.

— С кем ты останешься после смерти… — повторила я. — Это правда. И как я теперь понимаю Маргарет, которая не знала, что случилось с ее сыном. Кто бы мог подумать, что я в чем-то повторю ее судьбу. Интересно, с кем она осталась после смерти? То есть осталась бы — если бы не стала призраком?

— Ставлю на Мартина, — усмехнулся Тони. — Может быть, когда-нибудь и узнаем. И о Викторе тоже. Не думаю, что мы будем здесь вечно. Может быть, это какое-то промежуточное место, между светом и тьмой?

Словно в ответ на его слова свет с одной стороны разгорелся еще ярче, а тьма, похожая на клубы густого черного дыма, подступила к нам ближе.

— Странно, — сказала я. — Ведь если мы умерли, значит, не должны чувствовать боли. Но у меня болит живот, и голова сильно кружится.

— У меня тоже все болит, — поморщился Тони. — И мне кажется, Света, что мы еще не умерли. Кома, клиническая смерть — может быть. Может, вот это все, — он махнул рукой в сторону света и тьмы, — как раз и означает, что мы между жизнью и смертью. И тьма все ближе. Может, стоит идти туда — к свету?

— Звучит абсурдно, но… я уже ничему не удивляюсь. Давай попробуем.

Тони взял меня за руку, и мы медленно побрели к малиновому сиянию, то и дело оборачиваясь посмотреть на тьму, которая следовала за нами. Идти было тяжело, и с каждым шагом становилось все тяжелее. Боль, сначала вполне терпимая, теперь просто разрывала изнутри.

Она была очень знакомой — эта боль. Это тоже было со мной: боль в животе, похожая на чудовищную симфонию, озноб, слабость. Тело, сопротивляющееся каждому движению. И одно-единственное желание: дойти, успеть.

— Мне кажется, я вот-вот вспомню все, что мы забыли, — с трудом ворочая языком, сказала я. — Как будто оно рядом. Как два снимка, снятые одним кадром, один поверх другого.

— Боюсь, мы должны вспомнить все только после смерти, — так же с трудом ответил Тони. — Идем, Света! Поднажми!

— Мы как будто на одном месте топчемся.

Пейзаж был совершенно однообразным, просто голая, выжженная солнцем земля. Сколько мы ни шли, развалины все так же виднелись справа, а спереди и сзади ничего не менялось.

— Может, мы в Зазеркалье? — предположил Тони, переводя дыхание.

— В смысле?

— Ну, помнишь «Алису в Зазеркалье»? Чтобы остаться на месте, надо бежать со всех ног. А чтобы попасть куда-то, надо бежать вдвое быстрее.

— «Зазеркалье» мне как-то не зашло, — покачала головой я. — И бежать со всех ног у нас точно не получится. Не говоря уже о вдвое быстрее.

— Я бы тебя понес. Но, боюсь, тогда будет наоборот медленнее.

— Тони, я больше не могу, — позорно захныкала я. — Если даже мы не умерли еще, то… Все равно ничего не выйдет.

— Прекрати! — прикрикнул он. — Возьми себя в руки! Даже если ничего не выйдет, мы все равно должны попытаться сделать хоть что-то. Ради нашего ребенка. Ради Виктора!

— Тони! — ахнула я. — Ведь мы уже делали это! Пытались сделать невозможное — ради нашего ребенка!

— Да… — Тони стиснул зубы так, что проступили желваки. — Только мы не смогли, ведь так? Черт! Света, быстрее!

Пока мы стояли, тьма придвинулась так близко, что стало понятно: это действительно стена черного дыма. Запахло горелой резиной. Мы торопились, как могли, но дым все равно догонял нас.

Обернувшись очередной раз, я увидела, как на границе темнота сгустилась, обрисовав неясный силуэт. Еще несколько секунд — и из клубов дыма показалась фигура в черном. Фигура в монашеском одеянии. С ее предплечья сорвалась и взлетела, отвратительно хохоча, большая белая птица с длинным клювом и бурыми крыльями.

Я видела эту птицу! И не один раз. В видении, когда меня везли в больницу. И еще раньше. Именно она взлетела и испугала лошадь Грейс Тилни во время королевской охоты в Рэтби. Австралийская птица в Англии!

Мы с Тони стояли, не в силах пошевелиться, темная фигура приближалась. Почему-то я была уверена, что под капюшоном, надвинутым на лицо, скрывается сморщенное лицо древней старухи с одним черным и одним слепым глазом, но когда костлявая рука сбросила капюшон…

— Сестра Констанс?! — ошеломленно воскликнул Тони.

Откуда он ее знает, пронеслась мысль, и тут же я поняла: знает. Мы были у нее вместе.

— Сестра Констанс? — переспросило существо невообразимо прекрасным и в то же время нестерпимо отвратительным голосом, тогда как телесная оболочка монахини лохмотьями облезала с него.

У него не было облика — только постоянно меняющееся, текучее обличье, такое же прекрасное и омерзительное, как его голос. Оно завораживало, притягивая и отталкивая, внушая одновременно надежду и отчаянье.