Удивительное дело, но ворота нам отворили без возражений. Что же такое он им показал? Жаль, рассмотреть не успел. Когда я подошел, ведя Агрия в поводу, страж что-то сказал мне по-ликийски — словно воздух мечом рубанул. Я развел руками:
— Прости, не понимаю.
Стражи переглянулись.
— Конь ставить тут, — объяснил один.
— Хорошо, — согласился я.
Привязать Агрия было решительно не к чему. Кипарисы для этого не годились, а больше ничего подходящего вокруг не наблюдалось.
— Я оставлю коня без привязи. Он не убежит. Потом я вернусь за ним.
— Никто не забрать твой конь.
Я кивнул и вошел в ворота. Тяжкие створки сомкнулись за спиной. Жди, показал телохранитель. Его жест нельзя было истолковать иначе.
— Гляди, — предупредил я, — не задерживайся долго.
Когда он скрылся среди хозяйственных пристроек, я огляделся. Двор больше нашего, эфирского, меньше аргосского. Слева, должно быть, гинекей — женская половина. Справа — кухня, кладовые. По центру — мегарон, покои правителя, комнаты для гостей. Ряд колонн у входа, каждая с меня толщиной. Угловатые барельефы на фронтоне: Аполлон сражает Пифона, Аполлон кладет драконьи кости в треножник, Аполлон пророчествует в Дельфах. Похоже, местные обитатели ценили Сребролукого превыше иных богов. Широкие ступени лестницы: пять, как у нас. Никаких излишеств вроде мрамора.
Дворец?
Крепость. Припавший к земле, затаившийся хищник. Мощные угловые башни странным образом усиливали это впечатление. Чудилось, что и там стоят дозорные аполлоны: натягивают тетивы, метят стрелами в сердце дерзкого.
По двору деловито сновали рабы и слуги. Мой ликиец не появлялся. Я скользил взглядом по людям: тут одевались проще, чем у нас. Кажется, к слугам я впопыхах отнес кое-кого из знати. Вот, к примеру…
Сердце ухнуло в груди. Пропустило удар.
4
Свежий хлеб для царских зубов
— Каллироя!
Океанида шла по двору. Боги, как она шла! На голове Каллироя несла корзину с хлебом, судя по запаху, свежей выпечки. Запах мог свести с ума любого голодного; бедра нимфы, покачиваясь при ходьбе, могли свести с ума любого вожделеющего.
Во всяком случае, я точно обезумел.
— Каллироя!
Догнал, преградил путь. Ударил себя кулаком в грудь:
— Это же я! Ты помнишь меня?
Океанида что-то ответила на незнакомом наречии. Кругом галдела челядь, я не понимал ни слова. Да что тут понимать!
— Каллироя! Я хотел вернуться к тебе! Я пытался…
Бронзовый обруч перехватил мою грудь, прижал руки к телу. Дыхание сбилось, но я все кричал, хрипел:
— Вепрь! Если бы вепрь убил меня… Я бы вернулся, да!..
Меня вздернули в воздух. Я отчаянно замолотил ногами: без толку. Со стороны я был похож на безумца. Трещали ребра, в левом боку началось дикое колотье.
— Каллироя! Я бы никогда…
Она что-то сказала, поставив корзину на землю. Ликийский телохранитель Сфенебеи — это он обхватил меня могучими руками, не позволяя приблизиться к возлюбленной океаниде — ослабил хватку, отпустил меня. Остался рядом, готовый в любой миг отправить наглеца в царство мертвых.
Я упал на колени:
— Каллироя!
— Меня зовут не Каллироей, чужеземец, — она перешла на язык, известный мне. Так говорили критские купцы, посещая Эфиру. — Я Филоноя, дочь Марпессы.
И добавила, понимая, с кем говорит:
— Дочь Марпессы и Иобата. Иобат Второй, царь Ликии — мой отец. Я его младшая дочь, после меня детей нет. У вас таких, как мой отец, называют ванактами.
Сестра Сфенебеи?!
Лучше бы ликиец меня задушил! Надежда погасла, оставив после себя чад и дым. Я уже видел, что это не Каллироя. Сходство несомненно, но и различия очевидны. На старшую сестру, знакомство с которой привело меня сюда, за море, она тоже была похожа. Достаточно сбросить со Сфенебеи груз в двадцать прожитых лет, смыть свинцовые белила с лица и поубавить надменности.
Сфенебея, дочь Антии. Филоноя, дочь Марпессы.
Общий отец, разные матери. Мать Сфенебеи умерла и царь женился во второй раз? А может, у здешнего владыки две, три, пять жен. Откуда мне знать? Да и не все ли тебе равно, Беллерофонт?! Перед тобой стоит царевна. А кто стоит перед ней? Бездельник и грубиян. Кинулся, закричал, напугал. И ты еще хочешь, чтобы тебя здесь очистили? Да ты сам измажешься, как свинья, в первой же грязи, которая подвернется под ногу!
— Прости меня! Я спутал тебя с другой…
— Каллироя? — она улыбалась. — Твоя жена?
Если бы, подумал я.
— Нет.
— Возлюбленная?
— Это трудно объяснить. Полагаю, я никогда не увижу ее.