Золушка с Чистых прудов

Конечно, можно подумать, что я слишком хвалю себя и этот спектакль. Нет, я понимаю, что мы не открываем каких-то невиданных театральных новаций, но спектакль создан А.М. Вилькиным так тонко, театрально, иронично, так просматривается за иронией глубокая боль, так воспевается театр, что я впервые поняла это прекрасное слово «бенефис». Когда все делается именно для бенефицианта, когда высвечиваются и преподносятся его лучшие качества, при этом не ущемляя ни одного артиста, занятого в спектакле. В старые времена с бенефисом связывались материальные блага – сбор шел в пользу бенефицианта, в наше время режиссерского театра – это прекрасная возможность дать актеру, достойному такой чести, выбрать для себя ту роль, в которой он пропоет свою песнь.

Я рассказала, почему роль неожиданна для меня. А сейчас попробую разобраться, чем она неожиданна для публики. Сейчас время телевидения, когда популярность и слава приходят, если артист «раскручен». Со мной этого, естественно, не может быть, я актриса прежнего времени, мои фильмы и спектакли помнят люди старшего поколения, им запала в душу ясная, добрая, уравновешенная русская женщина, с которой спокойно, добропорядочно, без неожиданностей, все ясно и поэтому любимо. И вдруг такая женщина на сцене. Волевая, резкая, трезвая, знающая себе цену. Раненная в сердце, Эстер не плачет, не грустит (как не похоже на ту Верочку Васильеву, которую знают). Откуда элегантность? Откуда затаенный порок? Откуда спокойный цинизм? И при всем этом сильнее всего любовь к профессии, к мужу, которого, может быть, она создала как артиста, он – ее Галатея. И во всем сильная личность, бросившая вызов судьбе.

Да, конечно, это не постаревшая Ольга из «Свадьбы с приданым», это не затихшая робкая кокетка Розина из «Женитьбы Фигаро» – это кто-то другой. Но эта женщина прекрасна! – и это та самая скромная, бесскандальная, мудрая Вера Кузьминична Васильева, о которой, казалось, все известно, с которой все ясно.

И еще одна радость для зрительниц – моих ровесниц. Да, ей, актрисе Васильевой, за семьдесят, а она еще любит и любима, она летает по сцене, она танцует, она прекрасно носит костюм. И сидящие в зале молодеют. Ну конечно же, еще не все потеряно, все зависит от нас, важно самой ощущать себя молодой, интересной, не бояться ничего, верить в себя, – думают они, глядя на сцену.

Об этих ощущениях мне часто говорили или писали в письмах зрители, поэтому я и рискую описать все свои чувства. Но и трезвой самооценки у меня достаточно, и я так же откровенно поделюсь всем, что меня мучает: и неуверенностью в себе, и одиночеством в своем театре, и размышлениями о том, что же дальше. Что я могу? На что не имею права?

А теперь попробую, мой друг, разобраться в своей огромной неудаче, которую я потерпела с такой сокрушительной силой, что это до сих пор не дает мне покоя, не отпускает и заставляет думать, искать причину в окружении, в партнерах, в режиссере, но главное – в самой себе.

В 1998 году, спустя два года после выпуска «Священных чудовищ», я, естественно, надеялась на новую роль. И вдруг на сборе труппы неожиданно услышала, что берут в репертуар пьесу Жана Жироду «Безумная из Шайо». И, о радость, кажется, роль Безумной предназначена мне. Пьесу я до того не читала, но слышала, что Майя Плисецкая танцевала в Париже эту партию. Значит, есть в этой роли магия, привлекшая великую балерину. Обрадовалась я и режиссеру Евгению Каменьковичу – молодому, озорному, с которым радостно и довольно успешно работала над спектаклем «Восемнадцатый верблюд», играя роль Агнессы Павловны, одинокой, но на вид благополучной женщины. Этот спектакль шел у нас около пятнадцати лет и всегда с неизменным успехом. Мы встретились с взаимной надеждой на успешную работу. Пьесу я прочитала, роль мне понравилась, но насторожило то, что пьеса очень многословная, без особой интриги, несколько холодная и рациональная. Прочитали пьесу и участники будущего спектакля, но восторга она не вызвала. Со свойственными нашему театру остроумием и насмешливостью участники спектакля почти всегда начинали репетиции с вопроса: «А кому нужна эта пьеса? Про что она?» Режиссер отвечал, что это театральная утопия. Весело смиряясь, начинали репетировать, и снова по ходу репетиций одни и те же вопросы: «Кого это может заинтересовать? Кому это нужно?»

Я, всегда благоговейно относясь к репетициям, терпеливо все это слушала, начиная унывать, но думала, что, наверное, так теперь репетирует молодежь – весело, с уверенностью, что все можно сыграть.

Моя роль меня очень влекла, но мне не было комфортно на репетициях, я не верила в себя, роль требовала абсолютного взаимопонимания с режиссером и с партнерами. Мои последние работы с Александром Вилькиным, Андреем Сергеевым в Новом драматическом театре, с Борисом Голубицким в Орле приучили меня к удивительной вере в себя, в свои возможности, к страстному желанию раскрыться по-новому, но на основе своего душевного строя.