Зов горы

– Их три, – пожал он плечами. – Самое вероятное, что она жива, ведь трупа-то не нашли. Ну, сбежала, в секту попала, еще куда-то. Вторая версия – несчастный случай, скажем, утонула. Ну, и наконец, случайное убийство – например, под машину попала, а эти чуваки труп спрятали. Но не умышленное убийство, это уж точно. Никаких мотивов… Правда, сейчас, после исчезновения Алины, самого папу начали подозревать. Но я не верю…

– Кстати, что думаешь об Алине?

– Она Фоменко не любила. Он ее в черном теле держал, вот она и решила свалить, а чтобы побольнее – вот так все разыграла. На нее это похоже.

– Такая жестокость? Психологически недостоверно.

Он снова обиделся.

– Что ты понимаешь в психологии, каракатица? Я, между прочим, Алину лучше всех знал…

– Да ладно, – сказала я.

Он гордо подмигнул и изобразил пальцами кое-что неприличное.

– Даже так? – я покачала головой. – Не страшно спать с женой босса?

– Мой босс – Снегирев. А старым пердунам надо хорошо думать, прежде чем на молоденьких жениться. И уж во всяком случае, не жлобиться.

– Ты зря об этом болтаешь, – предупредила я. – В свете ее исчезновения.

– Ага. Типа, спал с бабой – значит, ее убил. Логика – не бей лежачего!

Он теперь любые мои слова воспринимал в штыки, поэтому я решила сменить тему.

– Матвей, а ты правда думаешь, что у Демичева тоже будут проблемы, если Фоменко рассыплется?

– А то! Фоменко же – чувак со связями. Еще этими – советскими. А Серега – новое поколение, черт из табакерки, не известно откуда взявшийся со своими миллионами. Он очень расстроен.

– И все-таки он льет бетон, – задумчиво сказала я.

– Дался тебе этот бетон, я вот, например, тоже лью.

– Ты еще и дом строишь?! – изумилась я.

– А чего? Лимоном больше, лимоном меньше…

Тут он встрепенулся и начал махать какому-то невзрачному мужичонке на входе.

Глава 21

Матвей сидит за столиком «Чайной ложки» довольный и гордый. Он меня-таки уел. Его информатор – а точнее, следователь питерской прокуратуры – вот уже целый час поет об одном и том же: Григория Мирзоева убили хулиганы.

Попутно – то в одном предложении, то в другом – он рассыпает бисером биографию убитого. Бисер – тусклый. Родился в Узбекистане, потом армия, потом Омская высшая школа милиции и работа следователем.

В середине девяностых годов его жена – учительница русского языка и литературы – становится дистрибьютором израильской косметики. Бизнес оказывается прибыльным, и в 1998 году семья Мирзоевых продает квартиру в Омске и с доплатой перебирается в Санкт-Петербург, поближе к дочери, которая в то время живет в Гатчине.

В Петербурге Мирзоев работает в уголовном розыске до 2005 года, потом из розыска уходит, становится преподавателем в институте управления и права.

Что еще? Страстный рыбак.

– Старые дела? – смеется информатор. – Мы, конечно, что могли, проверили. Но у него были, в основном, квартирные кражи. Ни одного громкого преступления, да чтоб еще за это мстили? Ну, где вы такое видели? Это только в книжках. Десять лет прошло, ребята, с тех пор, как он из полиции ушел. Десять лет!

– В общем, хулиган какой-то? – спрашивает Матвей, посылая мне надменные взгляды.

– Да сто процентов, – говорит информатор. – Заточка – это их почерк…

– Лицом к нему стоял. – Я не спрашиваю: просто поддерживаю беседу. – И на близком расстоянии…

– Переругивались, – предполагает Матвей.

– Вроде того, – соглашается информатор и достает распечатку телефонных звонков. – Есть два номера с фальшивыми симками.

Он тычет пальцем, и я вижу свой номер. Это мой звонок пять дней назад.

Другой номер – в вечер смерти. С него тоже был один звонок.

– Это тоже симка на украденный паспорт, – поясняет информатор. – И если первый телефон мы не нашли, то этот засечь удалось. Ретранслятор того самого района, где произошло убийство. Звонок был примерно за час до того, как Мирзоев вышел от дочери и пошел домой. Но, честно говоря, это ничего не значит. У Мирзоева много знакомых и друзей живут поблизости. А левые симки сейчас у каждого второго…

Все логично, и у меня возникает странное чувство, что мир, действительно, имеет несколько параллельных измерений, ход в которые открыт лишь немногим.

Обычная жизнь и, прости господи, заурядная смерть среднего преподавателя и бывшего мента: только в моей памяти, как в клетке, бьется его яростный голос, кричащий о дороге из трупов.

– Старичок дачку имел, – бубнит следователь прокуратуры, – На рыбалку ездил. Даже ни разу за границей не был. Даже в Финляндии, представляете?

«Я тебя остановлю! – кричит молодой и сильный голос с еле слышным армянским акцентом. – Ты переступил границы!»

В какой это реальности? – удивленно спрашиваю я себя.

Может, это в другом мире?

– Ты не слушаешь? – ехидно спрашивает меня Матвей.

Информатор уже кладет конверт в карман.

Затем кивает нам и уходит.

Матвей сидит, красный от удовольствия.

– Надо съездить к его жене в больницу, – говорю я. – Раз уж мы здесь.

– Разумеется, – великодушно соглашается он, демонстрируя мне бумажку, оставленную информатором. – Проспект Солидарности, четыре.