Звезда Даугрема

И тут тевад увидел страх в глазах своего сержанта. Но уже через мгновение усатый ветеран колотил по щитам и шлемам, заставляя неуклюжие порядки мзумцев перестроиться.

— Почему они просто не отойдут и не накроют нас стрелами? — простонал Аристофан. — Болты закончились?

— Потому, баран, что меня хотят живьем взять, понял? Они знали, что тевад Горды идет здесь и сейчас, знали!

Выкрикнув это, Мурман бросился в тыл своего войска, оставив командование сержанту. Тот хотел было кивнуть, но не успел — несколько душевников с диким ревом пробили строй и подняли ветерана на копья. Мурман видел, как хлынула кровь из рта старого вояки. Строй рушился, мзумцы падали один за другим. Тевад отбросил плащ и, яростно крича, помчался назад, умудряясь по пути пинать ногами отступавших и струсивших. Он впихнулся между пятившимися назад новобранцами, выпучил глаза, и длинным выпадом ткнул мечом в глаз ближайшему душевнику, превратив его лицо в кровавую кашу. Аристофан дернулся, получив удар в плечо, недоуменно уставился на хлынувшую кровь, упал на колено. Вовремя, потому что над его головой просвистел вражеский меч. Кто-то закричал от боли. Словно взбесившийся мхец, развернулся Мурман, отбросил сразу двоих, схватил лакея за шиворот и потащил за собой, прорычав приказ, чтоб прикрыли спину.

Душевный Отряд уже теснил последние ряды мзумцев, и стало очевидно: еще немного, и почти полностью окруженные несколько сотен новобранцев из Горды будут изрублены. Мурман усадил всхлипывающего Аристофана на землю, метнул взгляд на низенького солдата, перетягивавшего плечо лакея серой тряпкой, сплюнул и снова побежал в бой. Тевад получил несколько ранений, к счастью неглубоких. Он старался не думать о, казалось бы, неизбежном конце. Хохотал, матерился, подбадривал молодых солдат, хотя отчаяние уже начало подбираться к нему. «Живым не дамся, козодрючеры сраные, не дамся! — решил он. — Сосать будете, шваль душевничья!».

— Роща!! — ликующие крики раздавались со всех сторон. — На соль мзумскую погань!

Мзумцы яростно отбивались. Так бывает, когда отступать некуда, и в человеке рождается необычайная отвага вместе со жгучей жаждой забрать с собой на тот свет как можно больше врагов. Так и неопытные солдаты Мурмана, видя, что бежать некуда, с отчаянием обреченных защищались от наседающего врага. Мокрый снег под ногами стал черным от крови.

Мурман едва не поскользнулся, но устоял на ногах, схватившись за руку солдата. Бросил взгляд вниз. Твою мать, это ж кишки из чьего-то развороченного живота! Падать нельзя, нельзя…

— Этого живым брать, живым! — услышал он вопль на душевном языке.

— Хер вам, не дамся!! — взревел Мурман, закрываясь щитом.

Вокруг падали солдаты. Стоял страшный грохот. Куча людей, задыхаясь и семеня по кровавому снегу, старательно убивала друг друга. Жуткая вонь кала и мочи вперемешку с потом и особым запахом страха гуляла по улице Даугрема. Где-то выла обезумевшая от ужаса женщина. Смерть радостно косила молодых людей.

Когда бородатый новобранец, что бился справа от тевада, радостно завопил, указывая куда-то в сторону, Мурман не сразу понял, в чем дело. Бородач-мзумец уже кричал, размахивая мечом:

— Наши, наши!!

Рощевик сделал выпад, и не успевший вовремя прикрыться щитом новобранец повалился в черный снег, обливаясь кровью.

— Наши… — прошептал он перед смертью. Кто-то наступил ему на лицо тяжелым сапогом. Раздался хруст. Мурман отступил на шаг. Все тело болело, меч тянул руку вниз, дрожали ноги и горели раны на руках и плече.

Душевники с криком разворачивались, потому что не меньше сотни тяжеловооруженных рыцарей Мзума с гиком и улюлюканьем врезались в их ряды, опрокинули, растоптали рощевиков копытами храпящих лошадей, закованных в броню. Душевный Отряд отступал более организованно, но и он не мог долго держать оборону. Завидев трупы новобранцев, мзумские всадники, огласив улицу кровожадными криками, начали резню. Не жалели никого, ни раненых, ни сдающихся в плен. Сопротивляющихся втаптывали в грязь, кололи пиками, вспарывали животы.

Лучники душевников, засевшие на горе, открыли стрельбу, и несколько рыцарей, утыканные стрелами, покатились в кроваво-черный снег. Но вскоре с горы донеслись жалобные вопли: это подоспевшие махатинские пехотинцы ударили противнику в тыл. Обстрел прекратился, и рыцари бросились преследовать обратившихся в бегство душевников. Некоторых загоняли в угол, прижимали к стене или воротам и кромсали на куски, сбивали лошадьми.

— На соль, на соль!! Мзум и Ламира!! — рычали озверевшие всадники. — На соль!!

Мурман сел на землю. Сбросил перчатки. Голова гудела. Вокруг приходили в себя уцелевшие новобранцы. Они победили.

* * *

Влад Картавый молча наблюдал, как с транспортных галер высаживаются мзумские войска. Кто-то из его свиты выругался вполголоса. Влад судорожно дернул рукой, придержал коня.

— Заходят нам в тыл, — проворчал рыцарь Рощи Астимар. — Господин, что делать?