Алексей Лебедев
Фурбл, выходящий из моря Я проснулся, зевнул во всю ширину зубастой пасти и поднялся с кровати. Начинался новый день. Знали бы вы, сколько мелких неприятностей и неожиданных проблем подстерегает фурбла в быту! Куда, например, девать хвост, когда садишься; как не царапать когтями паркет и не драть обивку кресел? Да мало ли... Однако со временем все проблемы решаются и постчеловеческая жизнь входит в рамки обыденности. Меня зовут Фрэнсис Гордон. Я был актером. Не великим, конечно, но подающим надежды. Карьера моя шла в гору, будущее рисовалось в самом радужном свете, пока вдруг, прямо на съемках не грянуло... Слава Богу, хоть успел заработать на жизнь. Но это теперь я рассуждаю так прагматично, а тогда был в жуткой депрессии. Чуть не озверел совсем... Да, в таком виде ничего хорошего не сыграешь. Пожалуй, в прошлом веке я мог бы сниматься без грима для фильмов ужасов. Но сейчас они непопулярны, более того - осуждены. Теперь людей учат НЕ бояться монстров. Цель благородная, но вот осуществимая ли до конца - это большой вопрос. Обычная реакция людей на меня страх, а затем смущение по поводу страха. Я привык и даже сочувствую. У одетого с иголочки молодого человека, позвонившего в мою дверь этим прекрасным летним утром, реакция была совершенно не типичная. На лице его отразились восхищение и радость. Впрочем, следующей фразой он все испортил: - Здравствуйте. У меня есть предложение, от которого вы не сможете отказаться. - Я ничего не покупаю, - грозно прорычал я. - Хватит с меня говорящих пылесосов и мыслящих унитазов. - Вы не так поняли, - терпеливо улыбнулся гость. - Я ничего не продаю. Я не коммивояжер. - А кто же? - Представитель корпорации "Сакура" Питер Смит. Мы хотим предложить вам роль в новом японском фильме.
Алексей Викторович Лебедев , Алексей Лебедев
"Тензор" шел курсом Эрена — Галион. До цели оставалось всего несколько световых лет, когда полетел синхронизатор, и корабль вывалился в обычное пространство-время.
Товарищ фурбл Я помню, как он появился в нашем бараке - тщедушный, но гордый в своем мученичестве. Помню его первую фразу: - Добрый день, господа. Ответом ему был смех: какие из нас господа! Господа теперь в Париже... или в Нью-Йорке... или на Канарах. В общем, далеко - те, кто успел вовремя смыться из медвежьих объятий Родины. - Здорово, мил человек, - начал знакомство Борода в обычной своей манере. - Как тебя звать-величать? - Муравьев Николай Иванович. - Ну, Муравьем будешь. А меня вот Бородой кличут. Давай к нам, расскажи, за что попал сюда. - За правду, - блеснул глазами новичок. - За правду! - хохотнул Борода. - Правда-то, брат, она у каждого своя. Газета ведь тоже "Правдой" зовется, да только не всякий ею подотрется. Ты конкретно расскажи, что да как. Не боись, мы здесь все политические. Новичок с подозрением глядел на Бороду. Честно говоря, тот был не слишком похож на политического. По общему негласному мнению нашего барака, он действительно попал сюда по ошибке. - Товарищ Первый - фурбл! - выпалил Муравей. - Это почему же? - Есть свидетели... И потом, разве может человек сотворить такое со своей страной? Со своим народом? - Старая песня, - вздохнул Борода. - Этак у нас всю дорогу одни фурблы и были. Вот при Бориске было: свобода! Товару густо, а в кармане пусто. И Сашка потом чего накуролесил... Да ты тогда еще под стол пешком ходил, не помнишь ни фига... Скучная у тебя правда. - Вот Второй - точно фурбл, - вступил в разговор Соловей с одной из своих любимых баек. Он полагал, что найдет благодарного слушателя. - Ростом маленький, без волос, а зубищи - во! Приводят, значит, к нему на допрос врага народа. Второй рычит: "Колись, гнида, а то съем!" Тот не верит. Тогда этот гад ему палец - ать! И хрумкает. Второй - ать! Все на левой руке, чтобы, значит, правой-то враг признание мог подписывать. А ежели этот крокодил разойдется, то и всю руку до плеча откусит, потом за ноги принимается. Кровища вокруг течет, а он: гы-гу-га! Смеется не по-человечески. Или вот приводят к нему бабу... Меня заранее перекосило от предстоящего описания интимной жизни Второго, которая была якобы известна Соловью во всех тошнотворных подробностях, но тут вмешался Борода: - Насчет фурблов тебе лучше Рабинович расскажет. Он жид ученый, с ними жил и мед-пиво пил. Я заскрипел зубами.
— Ну, а среди поэтов, писателей? Есть такие великие люди, мнение которых важно для тебя?— Я думаю, Стругацкие. И как писатели, и как люди. Духовно они все равно присутствуют как часть культуры. Ну, а из классиков могу назвать Достоевского, Гоголя…