Андрей Ефимович Зарин (1862–1929) известен российскому читателю своими историческими произведениями. В сборник включены два романа писателя: «Северный богатырь» — о событиях, происходивших в 1702 г. во время русско-шведской войны, и «Живой мертвец» — посвященный времени царствования императора Павла I. Они воссоздают жизнь России XVIII века.
Андрей Ефимович Зарин
Рассказ из жизни акробатов.
В русской дореволюционной литературе детективного жанра были свои Шерлоки Холмсы и Эркюли Пуаро. Один из них – частный сыщик Патмосов, созданный писателем Андреем Ефимовичем Зариным (1862–1929).В этой книге – рассказы, в которых Патмосов расследует убийство с множеством подозреваемых («Четвертый»), загадочное исчезновение человека («Пропавший артельщик»), а также раскрывает шайку карточных шулеров («Потеря чести»).
Действие рассказа происходит в начале века. Перед читателем проходит череда подозреваемых, многие из которых были врагами убитого. События в рассказе развиваются так, что одно преступление, как по цепочке, тянет за собой другое. Но нетерпеливого читателя в конце рассказа ждет необычная развязка. Главное действующее лицо рассказа — это талантливый и бесхитростный сыщик Патмосов Алексей Романович, который мастерски расследует невероятно запутанные дела. Прототипом этому персонажу, видимо, послужил светило петербургского сыска — знаменитый Путилин.
Я был уже в седьмом классе, жил уроками, без родительской помощи, много читал, писал за своих товарищей сочинения, сочинял стихи и думал, что человека умнее меня не каждый день можно встретить.
Красивая молодая Елизавета с ненавистью и страхом служила одною прислугою у старого развратного ростовщика Георгия Кандуполо. Она была взята из Воспитательного дома, и голубая кровь одного из ее родителей сказывалась в нервных ноздрях ее изящного прямого носа, в тонких бровях и маленькой руке; а красная грубая кровь другого -- в ее росте, широкой груди и низком упрямом лбе, -- что делало ее красавицей, возбуждающей зависть у богатых клиентов Кандуполо. Она попала к нему 16-летней девчонкой, когда жива была еще его жена, старая ведьма с крючковатым носом и пучком седых волос на подбородке. Она сидела в кресле на колесах, постоянно с палкой в руке, и Елизавета возила ее по всем четырем комнатам, а старуха за всякую малость ругала ее и била палкой. -- Ничего, Лизавета, -- говорил ей старый Кандуполо, -- она скоро сдохнет. Потерпи немного. Его голос звучал ласково, из-под густых бровей на нее устремлялся горячий взгляд, и ей становилось страшно. Но, запуганная с детства, совершенно не знающая жизни, она думала, что этот дом -- единственное ее убежище, и рабски покорно мирилась с своей долей.
На Среднем проспекте в нижнем этаже громадного каменного дома, с незапамятных времен помещалась большая суровская лавка, под вывеской "Торговый дом Б. А. Архипова". Торговали в ней красным и суровским товаром; башмаками и галошами; галстуками и подтяжками; бельем монополь и разной галантерейной мелочью.
(Письмо самоубийцы).
Никогда Санин не чувствовал себя так хорошо, так вдохновенно настроенным, как в эти дни. Третий день он не выходил из дома, не видел людей и жил только образами героев своей повести и их жизнью. И писалось так легко и свободно! Сложные сцены складывались сами собою, острые диалоги, горячие фразы срывались сами; образы стояли, как живые, и Санину казалось, что он на бумагу перекладывает свою душу. Окружающего мира для него не было. Он писал, перечитывал и снова писал, одинокий в своей крошечной квартирке. И вдруг течение его мыслей прервал резкий звонок; раз, два, три! Санин с неудовольствием отложил перо, встал от стола и только тут заметил, что на дворе уже стемнело. Он перешел крошечную гостиную, вошел в темную переднюю и отворил дверь.
Если вы в афише цирка, балагана или просто заезжей труппы, обещающей "невиданное" представление в зале местной гостиницы, прочтете в числе артистов: "братьев", "сестер" или "семейство" таких-то, то знайте, что в большинстве случаев, эти артисты такие же братья, сестры, отцы и дети между собою, как и всякие случайно встретившиеся друг с другом люди. Роднит их обыкновенно нужда да знакомое дело, и кочуют названные братья и сестры из города в город до той поры, пока не надоедят друг другу до смертельной вражды. Неустрашимые канатоходчицы, американки, знаменитые "сестры Броун" явились такими же случайными родственницами, представляя собою товарищество на паях, причем старшая, Клара, заведовала административной частью и финансовой, т. е. заключала контракты, получала жалованье, выдавала на расходы и изобретала номера; младшая же, Эльза, приняла на себя хозяйство, т. е. при их кочевой жизни, имела все объяснения с прислугой, следила за гардеробом, заботилась о канате, сетке, балансах и во всех случаях своей жизни, кроткая и покорная, подчинялась энергичной и властной Кларе.
Крошечная Нина была больна, совсем больна. Доктор объявил, что сегодня вечером с ней должен быть кризис и при этом так покачал головою, что лица отца и матери вдруг побледнели и приняли растерянное, испуганное выражение.
Из воспоминаний о начале войны 1812 г. офицера егерского полка.
Братья Трубины появились у нас в пятом классе после рождественских каникул, и сразу о них пошел говор и мы все оживились, а наше непосредственное начальство, видимо, было не особенно довольно таким приобретением. Это инспектор, в минуту крайнего раздражения дал им кличку "братьев-разбойников", и под этой кличкой мы долго вспоминали их, как живой пример неудержимой удали, потребности движения, размаха, что выливалось у них в форме таких проявлений, которые никак не могли понравиться нашему строгому начальству.
Романтическая быль.
Было 12 часов веселого солнечного дня. В большой комнате с двумя окнами, украшенными тюлевыми занавесками на золоченых карнизах, за столом, на котором кипел пузатый никелированный самовар, находился кофейник и все принадлежности завтрака, сидели вдова статского советника, Анфиса Кондратьевна Куцовеева, и ее дочь, Софочка.
Пишу традиционную в этих случаях записку: -- "В смерти моей никого не винить", -- и прошу передать ее, мой дорогой друг, следователю, приставу или околоточному. Словом, кому надлежит.
Из воспоминаний русского офицера о Москве 1812-го года.
Про одну из участниц Отечественной войны 1812 г.
Был август. Стоял жаркий солнечный день. В открытые окна кабинета врывался порывами теплый душистый воздух; сквозь чащу листьев сверкало солнце и дрожало светлыми пятнами на полу и стенах. Павел Семенович Верстовский был немного поэт в душе, и в такой день ему особенно были ненавистны его обычные занятия. Ужасен закон борьбы за существование. Но к чему упоминают о нем, говоря о преступности? Отравляют, поджигают, насилуют... разве это в борьбе за существование? Это какая-то страшная, неистребимая болезнь общества, какое-то чудовищное уродство, и с постепенным ходом прогресса оно растет и охватывает все большие и большие круги общества, становясь неуловимым.
Рассказ о первом партизане Отечественной войны.
На днях я поздно ночью возвращался домой. В белесоватом сумраке тянулись длинные, пустынные улицы, далеко-далеко, на всем их протяжении, можно было ясно различать и тумбы, и фонарные столбы без горящих на них фонарей, и дворников, уныло спящих, сидя на обрубках, и склонивших свои головы на колени. Был ночной час, но ночи не было. О, эти ужасные белые ночи! Кажется, город вдруг посетила чума и все население вымерло. На улице день, но кругом пустынно и мрачно. Окна завешаны занавесками, лавки наглухо заперты, и в бесконечной перспективе проспекта редко-редко мелькнет человеческая фигура и скроется за углом. Точно страшная смерть прошла со своей косою по городу.
Действие романа происходит в начале века. Перед читателем проходит череда подозреваемых, многие из которых были врагами убитого. События в романе развиваются так, что одно преступление, как по цепочке, тянет за собой другое. Но нетерпеливого читателя в конце романа ждет необычная развязка. Главное действующее лицо романа – это талантливый и бесхитростный сыщик Патмосов Алексей Романович, который мастерски расследует невероятно запутанные дела. Прототипом этому персонажу, видимо, послужил светило петербургского сыска – знаменитый Путилин.