- Ну, всё ли гениальные инженеры-конструкторы в порядке, не случилось ли чего, а то на вас родимых смотреть больно: помятые какие-то, будто с похмелья!? – по-армейски бодро спросил Кузьмич, хитро переглядываясь с братьями, как бы иронизируя, мол, глядите: выдохлась наука, слабовата супротив нас.
- Не боись, Кузьмич, всё в порядке – аппарат, как ступа с бабой Ягой летает – куда захочешь, ухайдохались только порядком: так что твоя харловка сейчас действительно не помешала бы, а Фёдор Фомич? - подмигнул мне Ломакин так, что бы все и в особенности егерь это обязательно увидели.
- Ишь чего ты Петь, захотел, а впрочем… - тут Кузьмич непроизвольно зачесал нос, - как начальство скажет, - и все восемь неравнодушных глаз впились в меня, словно стрелы в мишень.
Осмелюсь признаться, что, я оказался в весьма щекотливом положении: судите сами. Согласно местным традициям – обмыть успех того или иного успешного события, (как впрочем и – неудачного: так сказать - уже с горя) - дело без кавычек - святое, но с другой стороны завтра предстоял решающий день операции по спасению «малютки» и я не имел права рисковать всей миссией в связи с неминуемым похмельем. Скажу лишь, не без ложной скромности, что мне пришлось приложить немало интеллектуальных усилий, что бы в течении минут пяти аргументировано и без обид убедить товарищей перенести празднование ввода в эксплуатацию вертолёта на завтра и заодно совместить его с окончанием крайне важного государственного задания - извлечением секретного аппарата из грунта Земли на свет Божий. Хотя…если уж говорить совсем на чистоту, то полагаю, что стоило бы в свою очередь кому-нибудь более или менее обоснованно мне возразить, то я бы не устоял – и согласился бы посредством алкоголя снять накопившиеся за чрезвычайно бурные сутки усталость и эмоциональное перенапряжение, даже не смотря неминуемые негативные последствия. Но по счастью друзья, несмотря на трудно скрываемое разочарование, вежливо промолчали и мы, каждый по своему перекурив, приступили к уточнению завтрашних действий согласно ранее утверждённому плану.
Расписав поминутно: что, в какой последовательности и когда действует каждый из нас, на что ушло порядка часа, мы, наконец, пожелав друг другу покойной ночи и удачи, разошлись да утра. Время сбора для начала долгожданной операции было определено на 5-ть утра, а место - уже традиционно – у ворот кузницы.
Кузьмич был в явно хорошем расположении духа и всю дорогу до дома иронизировал по-поводу происхождения моего тщательно замаскированного бланша под глазом. Впрочем, из его уст это, как всегда, звучало по-доброму и, как мне казалось, без какой-либо задней мысли; также он допытывался, не пойду ли я снова осматривать местные красоты и достопримечательности, настойчиво предлагая на всякий случай взять фонарик или себя в гиды; и так далее и тому подобное. Я как мог, пытался то же отшучиваться, но по существу – не знал, что ответить, так как впопыхах утреннего расставания с Наденькой мы не договорились о планах на вечер интуитивно понимая, что она попросту не может не состояться после всего того что с нами произошло минувшей ночью.
Так, переливая из пустого в порожние шутки да прибаутки, мы почти дошли до дома егеря, как неожиданно, во всяком случае, для меня, дорогу нам перегодил председатель, подвижное лице которого выражало плохо скрываемое волнение.
- Борь, ты что ли?! – прищурился в сгущающиеся августовские сумерки Кузьмич.
- Я, Иван Кузьмич…кто ж еще…- смутился председатель, стараясь не глядеть нам в глаза, виновато перетаптываясь на месте, чем изрядно удивил егеря, видевшего его таким едва не первый раз с момента избрания на руководящую должность.
- А я думал чёрт какой из кустов вышел…тёмно уже, - по инерции продолжал шутить лесник, - ты так гуляешь или по делу пересёкся?
- Да мне вот с Федором Фомичем потолковать надо…- запнулся он, -…с глазу на глаз…
- Эвано что, - насторожился егерь, - с чего вдруг: ты ему кум, сват аль родной брат; один глаз уже отсвечивает, не твоя ли работа? - показал он сначала пальцем на мои чёрные очки, а потом, спрятав его в кулак, укоризненно и явно недружелюбно обратился к Борису.
- Кузьмич, ну что ты на него набросился: я ж тебе сказал, что на пенёк напоролся, а человеку может действительно что-то от меня важное надо, - сказал я машинально, что бы хоть как-то разрядить накаляющуюся по неизвестной для меня причине обстановку, слабо соображая, о чем собственно вообще идёт речь.
- Что ему надо я тебе, Федь, уже говорил, так что пущай лучше колесует от греха подальше. Я не погляжу что ты, Борис, в должности - окрещу вон скамейкой – мало не покажется, сам знаешь - за мной не заржавеет! – уже не на шутку заводился егерь.
- Зря ты так, Кузьмич: я-то тут причём? – обиделся председатель, брезгливо взглянув исподлобья на мою «шедевральную» гематому не помещающуюся за краями огромных чёрных очков. – И вообще - я сугубо по личному вопросу…
- Правда, Кузьмич, ну что ты, ей Богу, как Фома не верующий, - добавил я, продолжая тяжело втекать в сущность происходящего.