Писк механики. Красные чеканные слова на экране X-дисплея - “Ваш счет пуст. Оплатите работу автомата, пожалуйста”. Черт! Конец …
Медленно отцепляемые от тела сенсоры и датчики, снятый с головы нейро-импульсный шлем. Все. Конец игры …
Вертящаяся в голове одинокая мысль: “есть”. Так … где тут еда? Он повертел головой в стороны. А, вот же … как раз рядом с терминалом. Воткнутая в вену игла … очень скоро питательный раствор всосется и разнесется кровью по организму - этого должно хватить на несколько дней. Должно … пронзительный звуковой сигнал … готово. Он вытащил иглу.
Так … он обшарил карманы. Двадцать кредиток … мало … только на шестьдесят-семьдесят часов … блин … ну ладно.
Вновь одеваемый шлем. Кучи проводов и контактов, прилаживаемые к телу. Жетон, вложенный в жадно захватившую его машину … Удовлетворенный писк механики.
Старт. Виртуальный мир не ждет.
Освещаемые фонарями улицы города. Вывеска над одним из многих зданий - “Салон виртуальных находок”. Сотни терминалов у стен. Сидящие за ними люди.
Очередной терминал … Оплетенный механикой дергающийся человек. Поток слюны, медленно стекающий на пол … Лица не видно - его скрывает небольшой шлем. Писк аппаратуры …
Он был главой крупнейшей мафиозной структуры …
Критик
Ты - против. Всегда был и планируешь оставаться и впредь.
Ты был против такого огромного количества вещей, что уже давно перестал вести им счет. Ведь когда ясно направление, отдельные фрагменты пути становятся уже не столь важны, верно?
Ты был против политиков с момента поступления в институт, а, может быть, даже еще пребывая на школьной скамье - все они казались тебе такими мелочными и недальновидными засранцами, что терпеть их просто не было мочи. Именно поэтому ты всегда столь ревностно смотрел многие их выступления, внутренне споря и дискутируя с каждым и со всеми одновременно, какой бы монолог они не вели с тобой с экрана твоего телевизора. Ты был хорошей аудиторией.
Если тебе не изменяет память, ты был против всей образовательной системы с самого момента попадания под ее жернова - накопленные человечеством “знания” всегда казались тебе грудой немыслимого хлама и совершенно бессвязных фрагментов информации, больше напоминающих непереваренные остатки пищи ума какого-нибудь очередного популярного ученого, дерзнувшего наваять на коленке школьный учебник. Школьная система казалась тебе чудовищной пыткой и форменным издевательством над здоровым детским желанием бегать, плясать, резвиться и радоваться жизни. Но тебе во что бы то ни стало было нужно поступить в институт - и ты послушно сидел за школьной партой и домашним рабочим столом дни и ночи напролет. Ты был хорошим учеником.
Конечно же, ты был против множества современных тебе ваятелей безвкусия, что каким-то немыслимым образом и поправ все законы человеческой совести и безгрешности решили пролезть по головам других на самосотворенный олимп, по недальновидности спутав его с болотом. Творчество многих из них ты считал попсой, совершенно не заслуживающей ничьего внимания. Может быть, именно поэтому ты столь часто упоминал о них в разговорах с твоими друзьями, часто сокрушаясь о том, что искусство почти убито. А что сделал ты для его возрождения? Ты был хорошим критиком.
Да, разумеется, ты никогда не встречал непродажных чиновников, потому что это оказалось бы столь губительно для лелеемой тобой картины праведного несогласного, нещадно обличающего врагов и, собственно, вполне удовлетворяющегося лишь этим. Ты кричал в уши глухим и писал жалобы на слепых для безразличных. Ты рубил одну голову монстру, и на его месте тотчас же появлялось две новых. Были, конечно, и светлые головы, которые не давали плодиться гадливым и ядо-дышащим рядом с собой - но ведь когда рубишь с плеча, не смотришь на дела и в душу, верно? Этим, собственно, все и заканчивалось - система брала верх, истощая твою решимость и мужество. Поэтому однажды ты плюнул на них всех со всех видимых тебе колоколен - этакий прощальный реверанс в сторону монстра. Монстр услужливо оскалился всеми сохраненными к моменту гадливыми головами. Ты был замечательным винтиком в механизме бюрократической махины.
Ты был против священников, создавших из Бога фетиш и нещадно торгующих им в своих богодельнях - но какими добрыми делами, являющимися проявлением веры действительной, ты украсил свою жизнь и жизнь близких тебе? Стала ли твоя и их жизнь пением - не заунывным церковным, но каждодневным сердечным?
Стоит ли говорить о том, что ты был против огромного множества других самых неприглядных обстоятельств созданных тебе подобными действительности, для перечисления которых не хватило бы ни сил, ни времени?
Против, против, против. Это стало почти бессознательной реакцией. Ты научился говорить “нет”, не научившись говорить “да”. И ситуаций для твоего “да” в твоей жизни больше не стало. Они стали внутренне не нужны.