Как ни странно – в суровой атмосфере Севастопольского нахимовского парень не только выжил, но и закалился. Те, кто там учился, знают, что это такое. Восемь человек экипажа – и шлюпки. Шлюпки можно спускать в Камышовой бухте, от училища и до бухты – каждый день несешь их на себе. Старшие курсы устраивают состязания, кто проиграл – тот несет на своих плечах не только шлюпку, но и офицера-воспитателя в ней, потому что офицеру не дело идти пешком, и лихача нанимать тоже не дело, у офицеров жалование не резиновое. А состязания каждый день, и каждый день кто-то должен проиграть. Ну, я уж не говорю про мелочи типа походов вокруг всего Крыма на шлюпках, да еще с ограниченным запасом питьевой воды, или забегам. А забеги непростые, бежишь всем экипажем, и время забега засчитывается не по времени первого, а по времени последнего прибежавшего. Так что если у вас в экипаже завелся сачок, то два выхода: либо подтягивать его до уровня, либо издеваться над ним, пока он не плюнет и не уйдет. Издеваться, конечно, проще – но надо понимать, что если он уйдет, то эту шлюпку ты будешь таскать всемером, пока не наберется достаточно вакансий, чтобы расформировать один из экипажей, разбросав его по недоукомплектованным. А расформировывают по традиции, конечно же, худший экипаж, и поэтому те экипажи, в которых есть слабые звенья – они так слабыми до конца и остаются. И самое главное – преподаватели в училище никак не помогают в такой ситуации, есть командир, есть экипаж – сами и разбирайтесь. Если хорошие отношения со старшими курсами – они помогут, посоветуют, но за это надо их обслуживать, одежду там стирать и гладить, за сигаретами бегать. А если изначально решил, что ты "один на льдине", то есть не ты лично, такой красивый, а весь экипаж так решил – то будь готов к неприятностям, ведь старшим нужна обслуга, они старшие и поэтому, на тех, кто гордый натравливают всех остальных. Если зайдешь в спальню нахимовского после отбоя – тихонько, чтобы не увидел никто – то, скорее всего, увидишь несколько пацанов, которые не спят, а сидят и дежурят, готовые мгновенно притвориться спящими, если офицеры-воспитатели решат устроить внезапную проверку – чтобы во сне им не устроили темную, опять таки не им лично, а всему экипажу. Вот так вот куется сталь абордажных сабель и тесаков, вот так воспитываются будущие морские офицеры, которые понесут за далекие моря Андреевский флаг. В фильмах и сериалах про кадетство такое, конечно не покажут.

А ему было то – всего пять с копейками лет. И среди всех – он был изгоем, потому что был сиротой, неизвестно кем. Открою маленький секрет: когда в нахимовском подбираются экипажи, пацаны обычно сходятся по месту службы отцов, потому что так проще. Многие друг друга уже с песочницы знают хорошо, кто и в море с батей выходил. А те, кому не осталось места, кто никого не знает, и кто сам никого не знает – остаются одни и образуют обычно самые слабые и зачуханные "безымянные" экипажи, к которым "литерные" относятся с презрением и брезгливостью.

Я, например, когда поступал как раз оказался среди "штабных", потому что дед мой на момент поступления был командующим Черноморским флотом, а вместе со мной таких было тринадцать пацанов, чертова дюжина, почти на два экипажа хватило, а троих взяли из "безымянных", устроив своего рода конкурс. Так и держались вместе, потому что два экипажа лучше, чем один, а "штабным" вваливали еще круче чем "безымянным", потому что "штабных крыс" в любой армии ненавидят. Раз против всего курса дрались, потом в карцере сидели. Каляева я, кстати, не помнил совсем, потому что он на три курса младше учился, а меня в Санкт-Петербургское перевели следом за дедом. Потом довелось встретиться…

Вот и получилось, что Павел Каляев оказался в безымянном экипаже – как назло пацанов с Бородино оказалось шестеро, они объединились с двумя пацанами со Свирепого, эсминца, который ходил в корабельной группе Бородино, и получился экипаж. Было бы семь… может, и взяли бы, а так – не признали. Посчитали слабаком.

И напрасно – тот безымянный экипаж, в котором учился Каляев с третьего и по последний курсы признавался лучшим на потоке, к позору "литерных". Несмотря на возраст маленький, найденный на улице звереныш, вцеплялся в учебу с такой свирепостью, какой не было ни у кого. Даже в практических занятиях на воде – а он был младше почти всех на два года! – он брал какой-то исступленностью, когда все выбивались из сил, он сцеплял зубы и греб дальше. И не приходилось сомневаться, что он будет грести, пока не умрет. Стоит ли удивляться, что к окончанию курсов Каляев получил распределение на факультет специальных операций, на которых у Севастопольского было только восемь вакансий в год. Потом какое-то время служил на Змеином, потом ушел в разведотдел флота, в разведку ВМФ – но в душе остался спецназовцем.