— На хрен тебе эта сабля?
Терри ответил, спускаясь:
— Это мачете. — Он ступил на мраморный пол. — Я нашел его в церкви, после того как там зарезали семьдесят человек, пока я служил мессу. На нем все еще была кровь.
— Господи Исусе, — выдохнул Джонни. Дебби смотрела, как Терри поднимает нож, держа его за лезвие, и протягивает Джонни резную рукоять. Джонни, взяв нож в руки, пробормотал: — Господи Исусе, они кромсали этим людей?
— Отрезали им головы, — уточнил Терри, — и ступни.
Дебби тоже двинулась вниз по лестнице, держась рукой за золоченые перила. Она увидела, как Джонни взглянул вверх, на нее, но только мельком, и, взвесив на руке мачете, произнес:
— Оно тяжелее, чем кажется. — И сделал быстрое рубящее движение. — Они в самом деле этим убивали?
И Терри ответил:
— На моих глазах.
Дебби остановилась на нижних ступенях лестницы, наблюдая.
Это был спектакль. Джонни явился требовать назад деньги, а Терри встретил его с мачете и рассказывает о резне в Африке.
Два бывших дружка-контрабандиста. Терри в «ливайсах» и белой рубашке навыпуск, наверное одолженной у Фрэна. Джонни в длинном пиджаке из черной кожи с поднятым воротником, поверх которого перекинуты собранные в хвост жидкие темные волосы. Он был по-своему недурен собой. Ростом пониже Терри, пять футов и восемь-десять дюймов, худощавый, но крепкий, слегка сутулый. Он сказал:
— Так ты священник? Что-то ни хрена не верится.
Но Дебби поняла это так, что он как раз верит. Она увидела, как Терри осеняет Джонни крестом и произносит: «In nomine patris, et filii, et spiritus sancti…»
Джонни замахал на него мачете:
— Заткнись, ради бога. Я хочу знать, куда ты дел мои деньги, десять кусков. И деньги Дики тоже.
— Дики пожертвовал свои сиротскому приюту.
— Вот как? — пробормотал Джонни. — Ну а я кому пожертвовал свои?
— Прокаженным.
— Вот как, прокаженным!
— Они покупали на них спиртное, чтобы облегчить свои страдания, — пояснил Терри. — Я сказал им, что все в порядке и ты не станешь возражать. Когда деньги обесценились, они перешли на банановое пиво.
— Банановое пиво! — воскликнул Джонни.
— Когда меняешь масло и видишь осадок в картере двигателя… так банановое пиво и выглядит.
— Ты, что ли, пил его?
— Не испытывал желания.
— А прокаженные небось пьют.
— Оно отвлекает их от болезни.
— Терр, насрать на прокаженных. Ты потратил мои деньги, так?
Дебби видела, как Терри беспомощным движением пожал плечами и показал пустые ладони.
— Я провел там пять лет, Джонни. На что я, как ты думаешь, там жил?
— На что живут другие миссионеры?
— На пожертвования. Не помнишь разве, как в школе мы собирали на нужды миссий? И для миссии Святого Мартина в Руанде в том числе. Можешь отнести это на счет своего подоходного налога.
— Думаешь, я плачу налоги?
— Твои пожертвования на прокаженных дали мне возможность прожить эти пять лет. Я мог покупать сладкий картофель и изредка мясо. В основном козлятину, но другое я не мог себе позволить. Если ты сможешь взглянуть на эти деньги как на свой дар миссии, тогда я смогу в свою очередь простить тебя за то, что ты сделал.
Дебби пришла в восхищение. Какой классный ход: свалить вину на Джонни. Неудивительно, что тот мрачно нахмурился:
— Простить меня? За что?
— За то, что втянул меня в это дело. Что сказал следователю, будто это была моя идея.
— Но ты умотал, а мы с Дики оказались в предвариловке. Там так паршиво, что только и ждешь, чтобы тебя быстрее отправили в тюрьму. Они там по полгода решают, куда тебя посадить — в федеральную или в тюрьму штата.
— Но видишь ли, Джонни, у меня неприятности. Сегодня днем мне надо идти на встречу с прокурором Джералдом Подиллой по поводу выдвинутого против меня обвинения.
— Этот ублюдок нас и упрятал!
— А теперь у него есть шанс упрятать меня — из-за того, что вы ему наговорили.
— Но ты ведь священник.
— Это не играет роли. Мне придется сказать мистеру Подилле, что ты солгал, что я всего-навсего вел грузовик.
— На здоровье!
— Тебе это не повредит?
— Рассказывай ему, что хочешь, я свое отсидел.
— Тебе пришлось нелегко? — спросил Терри.
— Где, в Джексоне? Сидеть с пятью тысячами придурков, которые орут и дерутся? Когда выходишь из камеры, только успевай смотреть по сторонам. Козел ты долбаный — нелегко пришлось! Я нанял двух самых здоровых черномазых в блоке, для охраны. И все равно получил удар пером в живот. Сам себе накладывал швы.
— А как Дики?
— У него в камере пять человек — практически одиночка. Продает свой приемник всяким маменькиным сынкам. Берет пятьдесят баксов, а приемник — шиш. Я ему твердил — как-нибудь нарвешься не на того парня, старик. Он говорит — насрать.
— Он собирается выходить оттуда?
— Хороший вопрос.
— А как Реджина?
— Она переродилась духовно. У нее на бампере автомобиля надпись: «Мой Босс — Еврейский Плотник». Вам не мешало бы с ней встретиться, спеть пару гимнов.
— А Мерси?
— Кончает школу, хочет заняться программированием.
— Никогда не угадаешь заранее, — пробормотал Терри.
— Не угадаешь — что?
Когда они ехали в город, Дебби, сидевшая за рулем, сказала: