Полотно в конце коридора встретило меня настоящей бурей. Вдалеке высился Азкабан, огромный и впечатляющий даже здесь; вокруг его башни летали едва различимые на фоне темных туч драконы, и скоро я увидел, как один из них направился к утесу. Большое, завораживающее и таинственное существо, дракон опустился на край обрыва, вцепившись когтями в камни, свесил хвост вниз и сложил крылья. Харальд, облаченный в рогатый шлем, спрыгнул на скалу и встал напротив, держа в руке свою необычную длинную палочку.

— Приветствую. Ты принес то, о чем тебя просили? — спросил он с акцентом, выдававшим в нем немецкое происхождение.

— Принес.

Я ожидал, что всадник попросит показать ему палочку, и мне придется объяснять, почему я не могу этого сделать — если Олливандер прав, что помешает вампиру распространить свою проклятую магию на закартинный мир? Однако Харальд только кивнул, поверив мне на слово.

— Конрад о тебе рассказывал, — продолжил он, глядя на меня оценивающе, но не враждебно.

— А о себе он рассказывал?

Всадник вновь кивнул.

— Интересно, что, — пробормотал я.

— Мы общаемся с ним почти год, — ответил Харальд, — и за это время я узнал довольно много. Кажется, он военный преступник?

— С такой формулировкой его посадили в Азкабан.

Харальд улыбнулся в бороду.

— Ты не считаешь его преступником.

— Я тоже военный, — ответил я. — У нас довольно специфическая психология.

— У некоторых из вас, — уточнил Харальд. Я пожал плечами.

— А еще он сумасшедший, — сказал всадник. — Не знаю, всегда ли он был таким, или его изменил Азкабан, но временами его рассуждения можно объяснить только глубоким безумием.

— Я бы не назвал его сумасшедшим, хотя допускаю, что другие вполне могли бы. Когда мы общались мне было семнадцать; я и сам тогда был немного не в себе…

— Да, он рассказывал, как вы познакомились — ты собирался в гости к дементорам.

Я промолчал. Харальд постоял еще немного, развернулся, запрыгнул на плечи дракона, и животное, оттолкнувшись лапами, упало вниз со скалы, а через несколько секунд уже неслось к Азкабану.

Сумасшедший? Меня это не удивило. Четверть века в Азкабане — странно, что после этого кто-то вообще может связно общаться. Ничего не зная о взаимоотношениях Тейлора и викинга, не представляя, где висит азкабанская картина и как Тейлор до нее добрался — ведь не могла же она украшать его камеру, — я дал волю воображению, представив его как второго Хмури: может, без глаза, а может, без руки, которую он потерял в лабиринтах таинственного здания, и этот образ показался мне более правдоподобным, чем, к примеру, свихнувшийся обитатель одиночной камеры, заросший волосами, словно первобытный человек.

Кроме того, я не знал, что в такой ситуации положено чувствовать. Радость? Вину? Вообще ничего? Сколько ему сейчас лет? Должно быть, около семидесяти. Для прошедшего Азкабан это много — я видел Кэрроу, он был моложе, но выглядел лет на десять старше своего возраста… Не успев хорошенько обдумать все, что лезло мне в голову, я заметил слева от себя движение, обернулся, и на фоне застывшей тусклой абстракции, изображавшей неведомое заклятье, увидел знакомую фигуру, встретить которую здесь ожидал меньше всего.

Какое-то время мы смотрели друг на друга, потом портрет сказал:

— Я не могу такое пропустить. Увидеть Тейлора после Азкабана… надеюсь, ты не будешь возражать, что у вашего трогательного воссоединения окажется свидетель?

— И много еще собирается свидетелей? — спросил я.

— Полагаю, больше никого, — ответил Снейп. — Твой монах обещал сидеть в своей рамке. Он — существо истерическое, и в такие моменты ему следует быть подальше от всех, чтобы не привлекать ненужного внимания.

Я перевел взгляд на Азкабан.

— Не знаю, что за магия в этой картине, — проговорил я. — Хотя именно так Поттер и попал тогда в Хогвартс — через портрет в доме Аберфорта. Но то была магия Выручай–комнаты, а не человеческое колдовство…

— Проблема в том, что ты относишься к нашему миру как к искусственному, — сказал портрет, — а он такой же реальный, как и ваш. При определенных обстоятельствах из одного в другой можно перейти.

— То есть… — начал я, но портрет усмехнулся:

— Нет, я этого сделать не могу.

— А мы через картину Харальда можем?

— Вы можете перейти. Это мост из одной точки вашего мира в другую, а не вход в наш мир.

Эти "ваш" и "наш" немного меня отрезвили — я то и дело забывал, что говорю не с живым человеком, а с портретом — или, точнее, с жителем другого мира.

— У его картины какое-то особое свойство?

— У него самого — особое свойство, — ответил Снейп.

Я ждал объяснений, но портрет молчал. Мне было очень интересно узнать больше, однако вытягивать ответы клещами не хотелось, да и времени уже не было — из Азкабана возвращался дракон.

Крылатый ящер только подлетал к утесу, а я уже видел развевающиеся за спиной второго седока длинные волосы с проседью и на секунду подумал о представленном мною образе Тейлора — заросшего дикаря, но дракон сел, всадники спрыгнули на землю, и я мигом позабыл о своем беспокойстве.