— Александр Андреевич, если вы не слишком устали с дороги…

Безбородко склонился — неглубоко, галантно, откинув шпагой полу мундира. Она не повела канцлера з свой кабинет, сразу решив, что для разговора больше подойдет пустующий флигель за розовым павильоном. Оглядевшись, прислушавшись, начала сразу о главном:

— Скажите, как государь провел эти дни? Безбородко снова приподнял бровь, остро оглядел императрицу, оттопырил губу — и, неожиданно посерьезнев, заговорил негромко, весомо:

— Думаю, многое из увиденного им запомнилось. В Орше государь имел долгий разговор с архиепископом Сестренцевичем и посетил иезуитский коллегиум. Вы знаете, средь наших подданных довольно католиков, и удержать их от пустых стремлений трудно монарху-фанатику, в вопросах веры мыслящему как цари, до эпохи Смутного времени властвовавшие. Государь строг, пунктуален и справедлив. В Пневе, что Смоленской губернии, увидел, что крестьяне к приезду нашему спешно мост чинят — повелел все работы прекратить, из казны вернуть потраченные мужиками деньги, две с половиной тысячи рублей, а виновного, помещика Храповицкого, под горячую руку повелел даже расстрелять.

— Бог мой!

— Что вы, не исполнилось. Государь отходчив — решает он быстро, но всегда готов внять доброму совету. Храповицкого станут судить: хотя, по справедливости говоря, какой суд его накажет?

Безбородко улыбнулся, надменно вскинув подбородок, кошачьи сощурил глаза:

— Впрочем, было и смешное. В Смоленске генерал Философов, по старости своей да сознанию неисправности дел, подавая государю рапорты, уронил, а тот сам наклонился поднять, генерала остановив словами: «Я помоложе тебя».

София отвела глаза. Сквозь балюстраду видна была глухая стена экзерциргауза, песчаная аллея.

— Спасибо, Александр Андреевич,

Четверть часа спустя, сдерживая биение сердца, она, не велев докладывать, вошла в кабинет мужа и с порога, не давая ему обернуться от стола, спросила быстро:

— Ты виделся с Архаровым?

* * *

В начале мая, по завершении коронационных торжеств, Пален приехал в Петербург, на день опередив возвращавшихся из Москвы придворных. Обер-полицмейстера Архарова, впрочем, ему, хоть и выключенному из службы, посетить все же пришлось, но показался Николай Петрович странен.

Хмуря полное, красное лицо, оглаживая вкруг лысины легкие прядки волос, говорил он нечто столь невразумительное, что Петр Алексеевич насторожился, глянул пристально:

— Полноте, ладна ли поездка? Государь здоров?

— Здоров… но и не вполне. Я же вам поименовал резоны некоторые, приметы.

— Приметами пусть знахари беспокоятся. Всерьез принимать надлежит лишь мнение лейб-медика.

— Да что же? Это у англичан, знаете ли, священники из докторов служат, так и выходит всякое, у нас же…

— Вы, видно, приехали недавно, Николай Петрович?

— Да, императрицу в Павловск провожал. В ночь — сюда, в карете соснул немного.

— Тогда вас, наверное, беседа наша утомляет. С разрешения вашего оставлю вас?

— Хорошо. Вы заехали бы к Трощиискому. Он у Платона Александровича… Вы ведь говорили с Платоном Александровичем?

— Вам ли не знать.

К Трощинскому заехал он в тот же день, после полудня, и, поговорив четверть часа, понял: зреет заговор. Новость эта не обожгла, Петр Алексеевич, намеки спокойно дослушав, ответил уклончиво: игра была не его. Трощинский тоже осторожничал, так и разошлись, все поняв, ничего не высказав. Пален попрощался вежливо и поехал к Жеребцовой.

Ему важно было застать Ольгу Александровну одну, и потому, велев кучеру быть наготове, за углом, послал слугу справиться о муже, назвавшись посыльным. Едва сноровистый парень, показавшись на крыльце, сделал условный знак, Петр Алексеевич дернул шнурок, карета покатила мягко и остановилась против дома ровно настолько, чтобы он успел выйти.

— …имею записку к вам от Платона Александровича.

— Садитесь же!

Жеребцова улыбнулась, округляя локоть, распечатала конверт, показав из-под приподнявшегося рукава сильную, вырисованную четко руку.

— Как он? Давно ли виделись?

— Последний раз — полтора месяца назад. Поверьте, Рундале — место, достойное прихоти самого Бирона. Конечно, князь скучает, достойного общества не заменит ничто, и все же…

— Ну да, если бы его сослали в Лодэ, Динамюнде или на Камчатку, было бы хуже. Но вы тоже пострадали, к тому же по вашей вине?

— Только по своей, коли это вина. Я принял в городе моем брата вашего, как подобает принимать первого сановника империи, и поступил бы так же снова.

— Вы смелы. Так чем могу вам помочь?

— Государь ныне окружен людьми новыми, мне не через кого даже передать прошение о возвращении на службу.

— Иных невелика честь знать. Впрочем, в фаворе Ростопчин… но, коли речь о должности военной, он может и не помочь, с Аракчеевым они не всегда ладят.

— Этот капрал?

— Граф. Генерал-провиантмейстер, хозяин Петербурга, все и вся.

— Ольга Александровна, может быть…

— Постойте! Я поговорю с Шарлоттой Карловной, ведь она помнит вас?

— К графу Ливену и его супруге я всегда питал самое большое уважение, но довольно ли влияния воспитательницы дочерей государя?