Мой рассохшийся костыль
Жалобно скрипит,
А ишак взбивает пыль
Топотом копыт,
По пустыне путь далек,
Отдохнуть пора:
Перед нами, как пирог,
Город Бухара!

Подайте горстку риса

Несчастному калеке!
Под сенью кипариса
Сомкнуть мне дайте веки!

Мой поломанный костыль

Горестно скрипит,
Льет слезу ишак на пыль
Со своих копыт.
Уж немало горьких чаш,
Мне поднес шайтан.
Вот в долине, как мираж,
Город Тегеран!

Подайте миску плова

Несчастному калеке!
На миг под вашим кровом
Сомкнуть мне дайте веки!

Опираясь на костыль,

Я бреду один,
Жаркий ветер носит пыль,
Веет меж седин.
Все мы превратимся в прах:
Нищий и эмир.
Ночь близка. Спаси Аллах:
Впереди Каир!

Где финики и вишни

Для нищего калеки?
Отплатит вам Всевышний!
А я усну навеки…

Когда они закончили, Кот Саладин взглянул на часы и вздрогнул от ужаса: было два часа тридцать минут.

— Скорее неси перо, бумагу и чернила! — зашептал он на ухо Робину. — Через полчаса депеша в Ватикан должна быть отправлена!

Пока Робин бегал в кабинет за бумагой и чернилами, Кот ходил взад-вперед вдоль камина с самым сосредоточенным видом и обдумывал письмо хитроумному клирику. В это время обед продолжался: подали сладкое. Тиан Обержин испек в этот день трехэтажный торт «тиара» с черносливом, грецкими орехами, киви и йогуртом. Бабушка, которая очень любила сладкое, из скромности взяла себе самый маленький кусочек, быстро съела его и начала размышлять, не съесть ли ей еще один. Наконец, опять же из скромности, она решила больше торта не брать и вместо этого съесть яблочко. Пошарив в вазе с фруктами в поисках самого зеленого и невкусного яблока, Бабушка неожиданно наткнулась на какую-то бумажку. Она вынула ее, сняла очки, и, поднеся бумажку к самому носу, попыталась прочесть витиеватую надпись.

— Celia Temporis… Что бы это значило? — спросила она.

— Это означает «погреб времени», мадам, — ответил ей Тиан Обержин, который изучал когда-то латынь в Высшей Кулинарной школе в Париже.

— Подвал времени! — вскричали одновременно Робин, входивший в зал с письменными принадлежностями в руках, и Кот, стоявший, скрестив лапы, у камина.

Они бросились к Бабушке и выхватили бумажку из ее рук.

— Это она! — вопил Робин. — Записка из медальона!

— А значит, наш Подвал времени как-то связан с медальоном! — догадался Кот.

— Но как? — недоумевал Робин. — Неужели старушка знала, что мы отправимся в Подвал, и вложила записку об этом в медальон?

— Но записку кому? — недоумевал Кот.

И тут Бабушка догадалась:

— А может быть, этот Подвал времени возник только потому, что записку положили в медальон? — предположила она. — Может, иначе его и не было бы? Ведь никто раньше в него не попадал, хотя мы обследовали подземелье замка не раз!

— Это легко проверить! — сказал Кот и побежал на кухню. Робин бросился за ним. Они быстро убедились, что потайная дверца в подземелье, через которую они ходили накануне, пропала без следа.

— А теперь положим бумажку на место! — предложил Кот, снова свернул записку в трубочку, засунул ее в медальон и захлопнул крышку.

— Смотри! — крикнул Робин. На стене медленно проступали контуры потайной дверцы.

— Теперь я знаю, что написать клирику Игнатию, — прошептал Кот.

Он быстро вернулся в обеденный зал, уселся за краешек стола, обмакнул перо в чернила и написал такое письмо:

«Ваше преподобие,

в соответствии с Вашим мудрым советом, я открыл медальон, извлек из него записку „Celia Temporis“ и собираюсь положить на ее место другую. Я подозреваю, что Святой Крест был передан Султаном Бейбарсом Карлу Анжуйскому и, возможно, находится сейчас на Сицилии, однако точных сведений об этом у меня пока нет. Мои асистенты заняты ремонтом корабля, который может нам понадобиться для поисков Креста.

С совершеннейшим почтением,

Глава археологической экспедиции

Доктор Кот Саладин.»

— Котик, ты разве доктор? — спросил его Робин, который заглядывал через плечо.