Теперь я прекрасно вижу всю комбинацию. От людей сети Мохари он узнал, что Влефта путешествует с фондами… Естественно, парни из сети доверяли ему. Только Матиас крутил большую любовь с Греттой и втихаря готовил страшный удар. Он не мог сам со своими ребятами обокрасть и убить Влефту, так как сеть провела бы расследование и нашла бы это весьма странным. У него появилась идея вызвать какого-нибудь типа из французской службы. Он связался со Стариком, а тот послал меня. В результате я был встречен Греттой и привезен в снятый по случаю дом. Да, я вижу… Я вижу очень хорошо. Я совершил ошибку, думая, что меня отравили. Она лишь дала мне сильную дозу снотворного.

Было необходимо, чтобы я остался жив, когда Влефту привезут в дом. Тут его убьют из моего пистолета, и вот почему он был у меня. Предупрежденная полиция нашла бы меня рядом с трупом, с оружием в руке, напившимся виски… Никто меня не видел, никто меня не знает… Второму проходимцу было поручено нафаршировать албанца и отобрать у него документы. Матиас же и его красотка получили по чеку. Мой «дружок» отправлял другие документы Старику, получал поздравления и сохранял за собой оба поста…

У меня затекли конечности. Теперь мы выехали за город, я чувствовал это по скорости и шуму ветра в ветровом стекле.

— Ты думаешь, благоразумно смыться в Германию? — спросил Матиас.

— Конечно. Когда станет известно, что ты получил по чеку, но не явился во французское посольство, они поймут твою роль… Мы должны доехать до Гамбурга… Оттуда мы сядем на пароход в Соединенные Штаты без особых трудностей, ты увидишь!

Держа револьвер в руке, я резко выпрямился, как черт из коробочки.

— Вы берете пассажиров? — спросил я. Матиас вильнул в сторону, а девица блондинка вскрикнула. В зеркало заднего вида я заметил, как лицо моего «коллеги» стало мертвенно бледным. Мы проезжали по пихтовому лесу. Надпись на обочине предупреждала автомобилистов быть внимательными к косулям.

— Остановись, Матиас!

Он затормозил. Его руки на баранке дрожали. Автомобиль остановился на обочине белой дороги.

— Лапы вверх, вы, оба! Они подчинились.

— Матиас, — сказал я ему, — когда выбираешь такую профессию, как наша, надо забыть про деньги, или сгоришь. Это свято, третьего не дано, ты понимаешь?

Он выругался.

— Брат-греховодник со своей проповедью о честности!

— Матиас, ты более жалок, чем отброс, который, грузил уборщик мусорных контейнеров когда-либо… Глупец и подлец! Двойной и тройной агент! Кретин и пройдоха!

— О, достаточно!

— Только ты встретил неожиданное препятствие, мой малыш! Я знаю свое дело. Я не гений, но я владею мастерством, это заменяет…

Гретта опустила руку. Из кармана на дверце она выхватила оружие. У меня вырвалось ругательство, и мой револьвер пролаял. Пуля прошла сквозь висок и разбила боковое стекло. Тело девушки медленно склонилось к Матиасу… Неожиданно он стал жалким, бледным, размякшим. Я посмотрел на него с состраданием.

— Ты думал, что обвел меня вокруг пальца? Ты воспользовался мной как козлом отпущения? Он ничего не отвечал.

— Иди, выходи отсюда… Он пробормотал:

— Что ты собираешься делать, Сан-Антонио?

— Вытаскивай мадам… Опасно держать ее в машине. Он пытался по моему лицу угадать мои истинные намерения, но встретил лишь непроницаемый взгляд.

— Давай, быстро! Я спешу. Бери свою красотку и неси в лес, пока никого нет. Он подчинился.

— Не вздумай убежать, Матиас, я стреляю быстрее, чем ты бегаешь! И не пытайся воспользоваться своей пушкой, кроме того, я стреляю еще быстрее тебя!

Он вышел из машины, я следовал за ним по пятам. Он открыл дверцу и вытащил Гретту. Слезы текли по его безжизненному лицу.

— Ты ее любил по-настоящему?

— Да, Сан-Антонио. Это все она скомбинировала, я потерял голову.

— Хорошо, хватай ее и иди!

Он взял ее на руки без отвращения, не как носят труп, а как поднимают любимую женщину…

Мы пошли по дикому папоротнику… Углубились в сырую темноту леса. Водянистый мягкий голубоватый церковный свет царил в чаще. В десяти метрах я увидел лесосеку.

— Положи ее там, Матиас.

Он двигался пошатываясь, медленно опустился на колени и положил ее в кустарник, покрытый каплями росы. Затем он выпрямился, нерешительный, с повисшими руками и полуоткрытым ртом. Он смотрел на меня. Я встал против него, прижимая револьвер к бедру…

— Что ты будешь делать теперь? — спросил он безжизненным голосом.

Я вздохнул, горло пересохло, как трут.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Я жал на гашетку, пока магазин не опустел. Затем я бросил оружие на тело Матиаса, которое содрогалось в ежевике. Опустив голову, я вернулся к машине. Я проверил, там ли миллион и таможенные документы, и проскользнул за руль. На сердце у меня была тяжесть…

Этот американский лимузин имел автоматическое переключение скоростей. Я тронулся совсем медленно. В этом лесу было прохладно… Но не как в церкви, а как в склепе. Я ехал не спеша, как человек, который прогуливается, закончив работу. А моя работа была изнуряющая, угнетающая!