— Ты же не знаешь, какую мерзость предлагал мне этот удод! И это мне, Берюрье! Как будто я похож на такого! Разве по мне не видать, что я — нормальный мужчина?! Что мои нравы заодно с природой, а не против, а? Я тебя спрашиваю!

— Успокойся! Что он тебе сказал?

— Это настолько гадко, что я не осмеливаюсь повторить это даже тебе, Сан-А, хоть ты — мой друг до гроба!

Поняв, что мне так и не удастся ничего вытянуть из этой псины, я склоняюсь над врачом.

— Что случилось, доктор?

— Я хотел сделать ему акупунктуру, — лепечет несчастный.

— Ты слышишь? — визжит Толстяк. — И он еще осмеливается повторять это! Подумать только, что у японцев такие замашки! Чего стоит один их флаг — красный кружок на белом фоне! С ними все ясно! Это даже не эмблема, это целая программа!

Я спешу объяснить Толстяку, что такое акупунктура. Он слушает, фыркает, произносит «Ну, ладно!», а затем взрывается снова:

— Я плачу тубибу не за что, чтобы он вгонял мне иглы под шкуру! Убери отсюда этого поганца! Я лучше приму аспирин.

Теперь остается самое сложное — успокоить тубиба и помешать ему обратиться за помощью к нашим японским коллегам. Я сочиняю для него роман о нервном расстройстве Берю и сую ему пригоршню долларов. Он прихлопывается и, наконец, причитая, убирается восвояси. Через секунду за дверью раздается дикий вопль.

Без своих диоптрий несчастный передвигался на ощупь и вошел в лифт, не заметив, что его кабина находилась этажом ниже.

В целом он отделался сломанной ногой, вывихнутым плечом, расплющенным носом и оторванным ухом. Могло быть и хуже!

Я говорю Толстяку о последствиях его нетерпимости но он в ответ лишь пожимает плечами:

— Мне сразу не понравилась его рожа!

Красивый фланелевый пиджак (как ни странно, до сих пор белый) бесстрастно подчеркивает желтизну моего ангелочка. Прямо-таки, белоснежная лилия с золотыми тычинками!

— Куда пойдем? — справляется любезный поросенок.

— Сначала к библиотекарю, к которому мне посоветовали обратиться, а потом махнем в Кавазаки, по адресу парня, распотрошившего себя в самолете.

— Что мы забыли у библиотекаря?

— Дать ему расшифровать адрес на конверте… Собирайся и не ломай себе голову, остальное я беру на себя!

Книжный магазин являет собой маленькую лавочку с витринами, где выставлены редкие издания. Нас встречает крупный, убеленный сединами старик в европейском костюме, но со странным колпаком из черного шелка на голове. Он не говорит по-французски, но трекает несколько фраз по-английски. Я показываю ему конверт и спрашиваю, не может ли он перевести нам текст.

Он берет в руку наш бумажный прямоугольник, напяливает на нос очки с толстенными стеклами, смотрит, затем вооружается лупой, и когда я уже задаюсь вопросом, сможет ли он обойтись без большого телескопа токийской обсерватории, он вдруг вскрикивает и роняет лупу, швыряет конверт на лакированный столик так, как будто тот обжег ему пальцы, и мчится в подсобку.

— Ты только посмотри, — говорю я Толстяку, — ну и реакция у нашего книжного червя!

— Ты же знаешь, что у поноса свои причуды, — философски замечает мой друг.

Мы томимся в ожидании не менее десяти минут, а старой библиотечной крысы все нет. Я начинаю волноваться: Наверное, чтото случилось: старикана-япошку аж передернуло после того, как он ознакомился с текстом на конверте. Я зову его:

— Hello! Sir, please!17

Но в ответ — тишина. Тогда я захожу в подсобку: никого.

Следующая дверь ведет в комнату. Я продвигаюсь вперед, продолжая звать хозяина. И вдруг мои слова застывают в горле.

Старый торговец книгами сидит на подушках в строгом костюме. Он только что сделал себе харакири. Та же самая церемония, что накануне в самолете: кинжал с обернутой в белый платок рукояткой.

Его кровь стекает на подушки и образует на полу лужу. Старик еще жив, но лучше бы он был мертв. Его пергаментное лицо исказила предсмертная конвульсия, глаза уже закатились.

Толстяк у меня за спиной застывает от удивления.

— Что это он сделал?! И он — тоже!

— И он тоже. Берю. Пойдем, а то я потеряю дар речи.

Прежде чем выйти из магазина, я забираю роковой конверт.

На улице все спокойно. Воздух пахнет геранью, прохожие наслаждаются жизнью.

Мы проходим сотню метров, не проронив ни слова, затем останавливаемся и обмениваемся долгим взглядом, полным взаимной тревоги.

— Все это происходит наяву или же нам снится кошмарный сон?

— Этот старый бумазей с ума что ли спятил?

— На это нам надо будет дать ответ, Толстяк.

— Это на него нашло после того, как он прочитал конверт?

— Да.

Мы снова замолкаем. Увидев такси, я поднимаю руку.

— Куда едем? — вздыхает мой друг.

Вместо ответа я сажусь в пеструху.

— Агентство Франс-Пресс, — бросаю я водителю — Вы знаете, где это?

Он утвердительно отвечает по-японски и жмет на газ.

Глава 6

Помещение агентства «Франс-Пресс» находится по соседству с редакцией крупной токийской вечерней газеты «Нерогоносктобдит».