Как бы там ни было, мы совершили это путешествие в страну восходящего солнца недаром — будет что вспомнить! Отсутствие Берю затягивается. Проходит четверть часа, затем — полчаса. Так как его все нет, я толкаю Барбару в свободные руки Рульта и отправляюсь на поиски.

Толстяк сидит верхом на пуфе. Его шнобель пылает, как носопырка схватившего насморк пьяного чукчи.

— Забодай тебя комар, — говорю я на французском девятнадцатого века, — кому ты звонишь? Ты ведь никого здесь не знаешь!

— Здесь, да! Я звоню Берте. Ее нет дома, я звонил Альфреду, ее там тоже нет. Альфред сказал мне, что в Париже мерзкая погода. Сейчас я звоню своему шурину в Нантер.

Тут его настойчиво перебивает телефонный звонок, и он начинает мычать в трубку:

— Алло! Нинетт? Это Бенуа-Алексавдр. Здорово! Что-что? Из Токио, — (и он диктует по буквам). — Т. О. К. И. О. Да нет же, это не в Ардеше, это в Японии! Да, в Японии! Ты представляешь, где Мадагаскар? Так вот, это левее. Берта у тебя? Позови-ка ее!

Кратковременное затишье… Он поворачивается ко мне и изрекает:

— Она там. Сейчас погладим!

Он снова говорит в трубку:

— Это ты, Берта?

Из трубки доносятся вопли Берты. Толстяк отстраняет жужжалку от своего лопуха и скребет барабанную перепонку ногтем.

— Убавь громкость, — просит он — Даже если ты и недовольна, уже за все уплачено! Я звоню тебе только для того, чтобы сказать… А?.. Из Токио! Я говорю: из Токио! Да нет, это не в Ардене! Это в Японии. Ты знаешь, где Япония? Ну да! Что ты городишь, Толстуха!

При помощи выразительной мимики он комментирует мне высказывания Берты.

— Как попал в Японию? Я пролетел через Италию и через… В конце концов, я сел в самолет с Сан-А! Да дай же мне сказать! Я звоню тебе, чтобы сказать, что между нами все покончено, Берта! Если хочешь, можешь подавать на развод — домой я больше не вернусь. Здесь я встретил женщину моей мечты, моя бедная старушка! — Он плачет. — Конечно, я страдаю… Но что поделаешь, ведь иногда надо же менять постельное белье?

Из трубки доносится словесная очередь разъяренной Толстухи.

— Твоя ругань не заставит меня сменить решение, моя маленькая Берта! Такова жизнь… Ты тоже найдешь себе родственную душу… А? Кого я люблю? Одну американку, ты бы ее только видела! Рыжая, как огонь! Глазища такие, что и не скажешь, что они только для того, чтобы ими смотреть. А это бурдаражущее соображение тело богини! От ее поцелуя можно смело свихнуться! Такое бывает только в кино, которое ты… В трубке раздается щелчок. Бугай озадаченно смотрит на меня.

— Она бросила трубку, — лепечет он.

— Я на ее месте поступил бы точно также.

— Почему?

— В ней заговорило ее женское самолюбие, старина! И потом, мне кажется, что ты принимаешь поспешные решения…

Но пытаться в чем-то убедить пьяного Толстяка, это все равно, что очищать от снега Монблан чайной ложечкой.

Мы возвращаемся в салон — и…, о проклятье! — перед нами открывается картина, от которой Берю замирает, как вкопанный.

Наш приятель Рульт прекрасно проводит время в компании миссис Ловикайфмен. Он исполняет для нее «фантаситческую кавалькаду», в то время как цепкий филиппинский тенор горланит свои куплеты, а профессор продолжает выщипывать волоски, следуя примеру волосатой малышки Амелии.

— Не может быть, — бормочет Толстяк — Я знаю, что такое женская неверность, и скажу тебе — это мой крест! Меня преследуют удары судьбы.

Он возвращается к телефону и заказывает международный переговор. Получив европейскую службу, он хмуро говорит:

— Соедините меня с Дефанс 69–69.

Ночью это делается довольно быстро. Через десять минут он снова получает свою Берту.

— Алло! Берта? Не клади трубку, цыпа! Послушай, ты же поняла, что это была шутка? В Японии сегодня первое апреля! Это страна, которая опережает нас по времени. Страна восходящего солнца, как ее называют. Вот я и решил похохмить. Честное слово! Ты же меня знаешь, Берта! Ты знаешь, что я люблю одну тебя! Тот день, когда я тебя обману, еще не предусмотрен греческим календарем. Подожди, я передаю трубку моему комиссару, он хочет с тобой поговорить.

Он умоляюще смотрит на меня и протягивает мне трубку.

— Послушайте, Берта, — говорю я, — мы заключили пари с японскими полицейскими, которые пригласили нас…

Толстуха входит в раж. Я слышу, как она разоряется на другом краю света. Она говорит мне, что мы — негодяи, что никто не имеет права так шутить с чувствами честной женщины, что это не принесет нам счастья и что, как бы там ни было, когда Толстяк вернется домой, она задаст ему хорошую взбучку.

— Ну что же, я очень рад, что вы поняли шутку, — говорю я, прежде чем повесить трубку. — Я обязательно передам ему это. Спасибо, милая Берта!

— Что за молодчина твоя Берта, — добавляю я возвращая верещалку на место. — Она просила передать тебе, что прощает и встретит тебя как короля.