Все экспозиции в «Музее писательских судеб» — дело рук самого Постникова. Однажды он поручил музейную переустановку дипломированным специалистам. Те усердствовали, пыхтели, развешивали, но пришёл Леонард, глянул — и всё заново переиначил. Сам себе редактор, художник и дизайнер. Но сие не означает, что ежели Постников чего-то в музее разместил, то это намертво. Нет, с течением времени и отзываясь на оное, музей меняется в данном ему пространстве, стиснутом размерами небольшого дощатого домика. Недавно я в этом лишний раз убедился.

«Стена Бородина» дополнилась любопытной авторской композицией основателя этнографического парка. Искусствоведы нарекли бы это инсталляцией: деревянная кисть руки с вытатуированным на ней американским флагом, держащаяся за сдвоенную зубчатую пилу, которая занесена над контуром… советской Империи. И — строки пермского поэта Александра Зубкова:

Ночь. Пилорамы вздыбленные звенья,
Крест-накрест расчертившие луну.
Здесь закалялась воля поколенья,
Готового распиливать страну.

Бородин был одним из немногих, кто не распиливал. Сколько мог, он вынашивал и сберегал Россию в собственном сердце. Пока оно не разорвалось. Очевидно, он об этом знал, потому что несколько раз повторил, имея в виду нашу личную с ним договорённость:

— Успевайте!..

Леонид Иванович, здесь, на чусовской земле, где вам пришлось умирать и выжить, вас помнит улочка русского сопротивления, как помнят вас в разных концах России другие улочки и улицы, одна из которых — пробьёт сей взвешенный час! — будет названа улицей Леонида Бородина. И она непременно пересечётся с улицей Леонарда Постникова.

4. ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОЙ УЛИТКИ

Если небо не подёрнуто облаками и моросью, округа, где затаилась постниковская улочка, напоминает вечерами царскую корону. Внизу, в ложбине, обнесённой лесистыми горами, уже — лёгкий кисель сумерек, а поверху — окружно высвеченные нижайшим солнцем — хвойные зубцы. И тишь. Последний автобус увёз в город всех — правобережных и левобережных, и Леонард остаётся наедине со своими думами и лесом. Так — уже пятьдесят пять лет. Так — каждый вечер. Иногда смолкшее пространство опояшет громыхающая поступь поезда, но она только подчеркнёт отворившуюся тишину, которую изредка помешивают серебряной ложечкой невидимые птахи.

О чём думает Леонард? Трудно подслушать думы. Они, как правило, не проговариваются, а если и проговариваются, то — между прочим. Расспросы, тем более — воспалённый зрачок диктофона вспугнут их, как лодочный мотор — тайменя. Думы нельзя подслушать, но их можно подсмотреть. Однажды я увидел быстрый слепок постниковских дум — тяжкая рыбина вдруг выдала «свечу», задохнувшись сопредельной средой. Пристальный книгочей, многолетний подписчик журналов «Москва» и «Наш современник», знаток отечественной поэзии, Леонард попытался прочесть вслух одно из стихотворений Юрия Кузнецова. Как бывший спортсмен, он «взял» его только с третьей попытки.

За бортом плывёт морская карта
И горит Полярная звезда.
Адмирал, горит твоя эскадра!
Крейсер твой уходит навсегда.
Раскачалось Лихо на просторе,
Раскричались чайки на беду.
Русский флаг уходит в сине море
Прямо на Полярную звезду.
На Руси горит морская карта.
На Москве опять переворот.
Адмирал, горит твоя эскадра!
Адмирал и ухом не ведёт.
На груди Андреевского флага
Круто завязался узелок.
Адмирал, горит твоя присяга!
Адмирал берёт под козырёк.
Догорай, гори, моя присяга.
Догорай, гори, моя звезда!
Под крестом Андреевского флага
Честь уходит в море навсегда.

Доходя до середины стихотворения, голос Леонарда пресекался, заволакивался щиплющей слабиной, и Постникову необходимо было сделать большое усилие, чтобы подняться на ступеньку следующей строчки, однако тут его поджидал новый перехлёст волны, и на словах «Адмирал, горит твоя эскадра!» Леонард Дмитриевич уже не мог сдерживать нахлынувших слёз. Мужские слёзы горше женских. Не приведи вам, Господи, подсмотреть, как плачут русские мужики!.. Впрочем, один из героев «Повести для своих» Владимира Крупина по прозвищу Нострадамус заметил: «Вот когда мужчины начнут трезвыми плакать, рыдать, тогда и спасёмся». Леонард же читал кузнецовское стихотворение абсолютно трезвым.