На территории лагеря вздулось несколько разрывов, осветив все вокруг. И только с этими взрывами к Куликову, прогнав смертельную апатию вернулось чувство самосохранения.

— В укрытие! — крикнул он, понимая, что скорее всего и их позиции также отмечены и взяты на прицел для последующего обстрела. — Бежим!

— Но…

Вадиму некогда было слушать, что у его напарника там жена и прочие родственники, он увлек его за собой и бросился прочь, подальше от разверзшегося ада.

Отбежав, он в темпе облачился в комплект химзащиты.

— А ты чего ждешь?! Живо оделся! — встряхнул Вадим напарника указывая ему на трофейный комплект химзащиты, что взяли от попавших в засаду полицаев.

Куликов также надеялся, что остальные тоже догадаются облачиться в эти балахоны и напялить на лица противогазы.

— А теперь наверх! Как можно выше! Не спать! За мной!

Рев самолетов над головой продолжался, продолжали греметь взрывы.

"Чего же они раньше самолетами нас не отутюжили? — только и подумал Вадим. — Гордость не позволяла? Скорее, в других местах все заняты реальной боевой работой. А теперь,, когда возникла реальная угроза, что мы уйдем, решили покончить одним ударом?"

Недалеко что-то громко хлопнуло, но не взорвалось. Лишь легкий ветерок пригнал какую-то подозрительную белесую дымку, от которой они, не разбирая дороги рванули прочь как от чертей, только пятки сверкали.

* * *

Возвращаться к лагерю утром и смотреть на результат бомбардировки и газовой потравы не хотелось. И так ведь понятно, что ничего хорошего, по определению, они там не увидят.

Так и оказалось. Кого не порвало бомбами, удавила химия и еще неизвестно что выглядело хуже: разорванные тела или вывернутые наизнанку отравляющими веществами люди.

Стоя с наветренной стороны, чтобы на него не несло остатки отравляющих веществ и глядя на это месиво из тел, земли и разбитой в щепу древесины Вадим Куликов испытывал множество ярких по своему накалу чувств, зачастую противоречивых, начиная от яростной ненависти к тем, кто это свершил и заканчивая… облегчением.

Он испытывал сильнейшую злость и ненависть к китайцам за то, что они убили этих беззащитных и безвинных людей, большинство из которых женщины и пожилые люди, что в принципе не могли причинить им какой-то ущерб.

А может дело не только в этом? Покопавшись немного в душе, Вадим признался себе, что изрядную долю ненависти занимает даже не столько сам факт уничтожения людей, что он оберегал, вел за собой к спасению, но так и не привел, а то, что все оказалось бесполезно. Столько трудов по освобождению пленников из концлагерей, сопряженных с опасностью для жизни оказалось тщетными, все пошло прахом. Все эти обманные ходы, отвлечение внимания на себя, вся эта изнурительная беготня по лесам и горам – всё оказалось излишним, пустой тратой времени и сил, связанной с постоянным риском для жизни.

Облегчение же объяснялось тем, что все, наконец, закончилось и он снова, по большому счету, предоставлен самому себе. Больше на его шее нет неподъемного груза ответственности за доверившихся ему людей.

Он разве что не испытывал чувства вины. А почему он должен его испытывать? Он сделал все, что было в его силах, что мог и как мог. Ну, может совсем чуть-чуть…

— Рад, что ты уцелел, Димон – прозвучал приглушенный, едва узнаваемый из-за противогаза голос появившегося из-за деревьев Бардова.

— Я тоже, — двусмысленно ответил Вадим. Осознав это, он поправился: – Я тоже рад, что ты выжил Юрик…

Стали подтягиваться остальные выжившие – все кто догадался и, главное, успел облачиться в костюмы химзащиты или оказался вне зоны действия химикатов. Всего сорок два человека, все те, кто находился на дежурстве. Все остальные погибли, кто не успел, кто бросился спасать родных в лагерь, не говоря уже о всех гражданских, не имевших средств защиты и попал под облако.

Кто-то из только что подошедших не выдержал и упал на колени, всхлипывая в противогазе. Еще один как зомби пошел в то, что осталось от лагеря. Еще одному по какой-то причине: проблем с противогазом или, что вероятнее, расстройства чувств стало не хватать воздуха, и он начал срывать с себя противогаз.

— Остановите его! А этих уведите! И вообще, все уходим! Нам тут делать нечего, никому ничем уже не помочь. — Сказал Куликов. — Возможно, китайцы скоро пришлют группу досмотра, чтобы оценить результат бомбардировки. Нас тут к этому времени быть не должно.

Добравшись до ручья, рядом с которым и ставили вчера лагерь, оставшиеся в живых в нем хорошенько обмылись, смывая с себя остатки отравляющих веществ. Мало ли что применили китайцы и это ОВ долгоиграющее, то есть не разлагается по истечении короткого срока после применения и даже небольшой концентрации хватит, чтобы принести большие проблемы.

И только пройдя эту примитивную процедуру обеззараживания, и для гарантии, отойдя от лагеря еще на несколько километров, выжившие сняли с себя балахоны химзащиты и противогазы, вдохнув полной грудью.

— Продолжаем движение! — потребовал Вадим, когда большая часть людей рухнула на траву. — Мы все еще слишком близко.