Может быть, оттого графа посещали черные мысли, что осталась нерастраченная злость. Слегка кружилась голова, как это бывает при потере крови. Зацепило бок… Удар пули был таков, что в первый момент показалось: готово, убит. Лопухин даже упал, а когда вскочил, увидел, что атакующие обогнали его и вовсю лезут и на сходни, и через фальшборт баркентины. Со шхуной – то же самое. Звучали последние выстрелы, и последние проклятия сменялись хрипами умирающих.

Хотелось взять живьем хоть одного норманна и допросить как следует… Куда там! Лопухин не стал гоняться за невозможным. Свободные люди, сделанные рабами, заслужили право на месть, а пираты заслужили как минимум то, что получили. Обезображенные тела были с торжеством выброшены за борт.

Все правильно.

Еропка расстарался – обшарил судно, нашел лазарет («Ну и свинарник там, барин!») и теперь перевязывал зябнущего Лопухина. Слуга был напуган и оттого трещал без умолку:

– Крови-то, крови сколько вышло… Потерпите, барин. Вот придем в Николаев-на-Мурмане, вы в госпиталь ляжете и через месяц будете как новенький, вот вам истинный крест, правду говорю…

– Глупости, – буркнул Лопухин. – Ранение поверхностное, пуля по ребрам прошла. Заживет и без госпиталя. Крови вытекло не так уж много. О Николаеве-на-Мурмане забудь.

– Да как же это, барин? – Еропка разинул рот.

– А вот так. Ты кажется, забыл, что государь возложил на меня особое поручение? Оно еще не выполнено. Что из этого следует?

Барин не шутил – это слуга понял отчетливо. Пожалуй, и не бредил. Горе горькое служить такому барину!

Зато будет что вспомнить.

– Значит, мы снова отправляется в Японию? – в великом сомнении и не менее великом ужасе еле-еле выговорил он.

– Не вдруг. Пойдем Датским проливом, запасемся водой в Гренландии. Оттуда – прямиком к Сандвичевым островам. Возможно, успеем нагнать «Победослав».

– Да он, может, уже там, барин!..

– Он стоит в Понта-Дельгада или, в худшем для нас случае, только-только покинул Азоры. Ты забыл, что корвет пострадал в бою? Без серьезного ремонта Пыхачев через океан не пойдет.

Еропка только вздохнул – обвести барина вокруг пальца было невозможно.

– Да как же можно идти через Великую Атлантику на этой скорлупке, барин! – простонал он, делая последнюю попытку.

– А что? Посудина как посудина. Легкая, быстроходная. Мы спешим, нам такую и надо.

– Потонем, – предрек слуга.

– А ты молись. И поменьше болтай о том, куда мы идем. Помоги-ка одеться… да не в это! Найди какую-нибудь приличную одежду, и найди мне мичмана Кривцова. Ему быть капитаном этого судна.

Но прежде Кривцова на мостик явился матросский заводила. Как всегда – с усмешечкой.

– Ну-с, дело сделано, ваше сиятельство?

– Полдела, – буркнул Лопухин в ответ. Ему было неприятно сидеть перед этим типом с голым торсом, и еще менее приятно – выставлять напоказ пустяковое ранение.

– Батареи? – проявил понятливость мраксист.

– Да. Как вас зовут?

– Хотите к делу подшить? – совсем уж нехорошо осклабился матрос. – Пожалуйста. Аверьянов моя фамилия. Матрос торгового флота Аверьянов. На действительной служил на «Гвидоне», состоял в штрафных…

– Мне нет дела, где вы состояли. Имя-отчество у вас имеется?

– Даже так? Иваном поп крестил. Иван, Тимофеев сын.

– Очень хорошо, Иван Тимофеевич. Назначаю вас боцманом на это судно. Но это потом. Сейчас главная задача – батареи. Не думаю, что там есть пехотное прикрытие. Возьмите своих людей и действуйте. Пушки – взорвать к чертовой матери. Потом соберите всех, кто завяз в поселке, и возвращайтесь. Я буду ждать.

Лопухин видел отчетливо: матрос сомневается в том, что его с товарищами будут ждать. Однако мраксист ограничился еще одной неприятной улыбкой и ушел, ни сказав ни слова. Надо полагать, у него было кое-что предусмотрено на случай вероломства царской ищейки. Одного оставленного на борту верного человека с револьвером вполне достаточно.

Прошел час – и заснеженные горы отразили эхо сильнейшего взрыва. Еще через полчаса последовал второй взрыв. С дальнего склона с шумом, похожим на протяжный выдох, скатилась снежная лавина.

Батареи прекратили существование.

Кривцов, успевший где-то наскоро умыться и переодеться, доложил: машина с виду в порядке, угля полны ямы. Запасы воды и провизии значительны, есть мука, соленая и сушеная рыба, мороженое мясо в леднике и лимоны от цинги. Судно можно считать готовым к выходу в море. Однако следует немедленно предпринять решительные действия для пресечения уже начавшегося грабежа. Оголодавшие люди дорвались до съестных припасов, как бы с пережору не помер кто. А главное – не столько съедят, сколько перепортят…

Пожилой мичман и теперь выглядел доходягой. Правда – прилично одетым и относительно чистым доходягой.

Стараясь не морщиться, Лопухин поднялся. Он хорошо понимал, что вот теперь-то и начнется самое трудное.

***