— Прошу извинить меня, но Токайдо просто дорога, а Токио — столица империи. Это первое. Тогда было другое правительство. Это второе. Русские моряки лишь прошли маршем, но не стреляли в японских подданных. Это третье. Японские власти пошли навстречу русским морякам, закрыв глаза на законы империи. Это четвертое.

— Ну так закройте глаза еще раз!

— Простите, это невозможно.

«Заведу себе попугая, — подумал Лопухин, — и научу его говорить «простите, это невозможно». Будет напоминать мне о Японии.

— Ну хорошо, — сказал он после краткой паузы. — Я не спрашиваю, можно ли добиться разрешения властей на маленькую операцию с участием наших морских пехотинцев. Догадываюсь, что пока просьба будет рассматриваться, дичь преспокойно удерет. Я задам другой вопрос: русским морякам разрешено появляться в Токио?

— О, конечно!

— А как насчет личного оружия? Регистрировать револьверы в полицейском управлении, надеюсь, не требуется?

— Разумеется, нет.

— Тогда мы обойдемся без винтовок. Уважая законность и не посягая на обычаи страны.

— Извините меня, — Иманиши поклонился в сотый раз. — Японская полиция обязана будет вмешаться.

— Вмешавшись, она, вероятно, позволит преступникам скрыться. Вы этого хотите?

— Извините. — Новый поклон. — Полицейский офицер не может нарушать закон и порядок. Если не возражаете, этим делом займется токийская полиция.

«Вот спасибо, — подумал Лопухин. — Они сунутся в осиное гнездо и даже если положат ронинов, то сами потеряют половину своих. К тому же наверняка кто-нибудь сумеет уйти, а живьем не возьмут никого. Это еще в лучшем случае. В худшем — ронины будут предупреждены и уйдут по-тихому. Если не Иманиши, то какой-нибудь другой полицейский чин захочет отличиться и затеет масштабную операцию. Но чем больше масштаб, тем шире круг посвященных и вероятнее утечка. Нет, во что бы то ни стало надо действовать иначе…»

— Очень хорошо, — сказал он. — Я еще не говорил вам, что очень интересуюсь пригородами Токио, в особенности Комагоме? Эти пригородные гостиницы так экзотичны для европейца! А эти названия! «Увядающий лист клена»… романтично, не правда ли? Наверное, славное заведение. Очень хочу посетить его.

И заметил: Иманиши, кажется, растерялся.

— Простите, это будет… неосторожно, — вымолвил японец.

— Вы хотели сказать — глупо? — перешел в атаку граф. — Что ж, я с вами согласен, это глупо. Но такой глупости они от меня наверняка не ждут, и я намерен использовать это обстоятельство. Вопрос лишь в одном: будет японская полиция помогать мне?

— Простите, нет. Прошу вас не вмешиваться, мы все сделаем сами. Это японское дело.

— Это не только японское дело, Иманиши-сан! Под угрозой жизнь наследника российского престола. Я думаю, мы можем уладить наши разногласия. Мне ведь не запрещено гулять по токийским улицам?

— Конечно, нет.

— Спасибо и на том. Еще вопрос: японская полиция обязана защищать законопослушных иностранцев от бандитских нападений?

— Разумеется. Но…

— Превосходно. Сегодня ночью я со своим слугой намерен совершить прогулку в Комагоме, несмотря на то, что у меня есть предчувствие: там небезопасно. Особенно возле гостиницы «Увядающий кленовый лист». Конечно, вы вправе счесть мое предчувствие не заслуживающей внимания информацией, но оно меня редко подводило…

— Прошу вас, не делайте этого!

— А вы мне не указывайте. Я гуляю, где хочу. Попытайтесь запретить мне это.

Иманиши еще долго упрашивал, но в конце концов уступил, правда, заметив с крайней озабоченностью, что ему придется взять на себя огромную ответственность и в случае неуспеха операции навлечь на себя не только гнев начальства, но и позор, с которым ему будет трудно жить.

— Одному статскому советнику тоже будет трудно жить в случае гибели цесаревича, — отвечал на это Лопухин и был, кажется, понят. Во всяком случае, Иманиши больше не возвращался к этой теме.

— Итак, Иманиши-сан, займемся разработкой операции, если вы не возражаете…

Ужинать граф не стал. Почистил и зарядил оба револьвера, проверил, легко ли вынимается клинок из трости, проделал несколько гимнастических упражнений. Когда за ним пришел камердинер цесаревича — поморщился, но принял приглашение зайти.

— Извини, Мишель, у меня всего несколько минут.

Цесаревич сидел за столом в халате и приканчивал бутылку коньяку. Пьяным он, однако, не выглядел, ну разве что самую малость. В другое время Лопухин удивился бы.

— Значит, не выпьешь со мной, Николас? — Брови Михаила Константиновича скорбно изогнулись. — А ты зачем одет в дорожное? Ты куда-то собрался? Вот так всегда: хочешь поговорить с человеком по душам, а он — фр-р! — исчез. Государственное, мол, дело. И ты такой же, как все. Скучный ты человек, Николас, уж не обижайся…

Ну разумеется. Нескучными цесаревичу казались лишь его всегдашние собутыльники Свистунов и Корнилович. Но оба мичмана обретались сейчас в Иокогаме, и цесаревич грустил.