- Урок это, княжич, не сума и не крест. Его на плечах не носить, а в жизни, глядишь, пригодится!
Этот голос я достал у Никиты из памяти. Вернее, не у Никиты, а у того человека из далекого прошлого, что все больше прорастал в нем. Он не мог его не узнать.
Спецназовец в азарте не понял: откуда пришел этот голос. Он даже не удивился, настолько вошел во вкус.
- Не боись, друже, - заревел он в ответ. - Живы еще чады Владыки Земного Мира Великого Властителя Велеса!
- За Веру, за мощь за Его радеющие, не позабывшие имя Его! - чисто автоматически произнес я, споткнулся и сел на задницу.
Никита в замешательстве отступил и тоже опустил руки.
Мы оба пытались осмыслить произошедшее: ведь проще услышать гром в середине зимы, чем Вещее Слово. То же самое думал, наверное, он. Или тот, другой...
- Ай, молодца! Мамой клянусь, молодца! - отчетливо прозвучал чей-то насмешливый голос. - Что ж вы остановились? Не стесняйтесь, можете продолжать чистить друг другу рожи. Старый Абу-Аббас давненько не видел таких вот, задиристых петушков!
Насчет петушков, это он зря, - подумал Никита.
Я обернулся и уперся глазами в ствол. Параллельно стволу слева направо двигалась борода - шикарная борода, широкая и густая, как новая одежная щетка. Наверное, экономный хозяин подстригал ее топором. Чуть выше одежной щетки шевелились кривые, ехидные губы. Вот они приоткрылись в ухмылке, явив для всеобщего обозрения здоровые, крупные зубы чистокровной английской породы. Над этими жерновами свисали усы. А над ними - стремящийся ввысь, как звезда на рождественской елке, агромаднейший шнобель, достойный книги рекордов Гиннеса. Под зеленой повязкой под потным лбом, под сросшимися бровями, в глубине морщинистых впадин, затаились глаза. Глаза ядовитой, коварной, умной и хитрой змеи.
Абу-Аббас был не стар, но по сравнению с теми, кого он привел, выглядел аксакалом. Рядом с ним находились дети: один пацан пацаном, другой чуть постарше. В камуфляжах зимней расцветки и, естественно, с автоматами, оба смотрелись по- взрослому. Кто они есть такие, я до конца не понял, но явно не лесники. Случайных прохожих тут не бывает: самолет "с вещами" - сам по себе очень богатый приз. А тем более - в голодное смутное время. На такую добычу может запасть кто угодно: и люди с соседней горы, запустившие "Стингер", и обычные мародеры. Их много сейчас развелось по окрестным аулам.
- Никита, - мысленно прошептал я, - ты слышишь меня, Никита?
- Кажется, слышу, - неуверенно отозвался спецназовец.
- Ты можешь не говорить. Ты думай, мысленно формулируй все, что хочешь мне сообщить. В любом случае, я пойму.
Он понял, кивнул.
- Где же были твои глаза, товарищ гвардии капитан? - задал я провокационный вопрос, доподлинно зная, что в Никите, капля за каплей просыпается вода, господарь, предводитель.
И точно: волчьи глаза спецназовца сверкнули огнем:
- Да пошел ка ты на ...! - рявкнул он вслух.
- Что ты сказал?! - взвился Абу-Аббас, инстинктивно хватаясь за нож. - Это ты у меня пойдешь... с порватым очком!
Он выпустил из виду меня, и свой автомат. За такие ошибки наказывают. Секунду спустя, аксакал лежал на земле с переломанным позвоночником. Остальных порешил Никита: жестоко и быстро, по варварски, обычным куском железа. Когда я обернулся, все уже было кончено: у одного из мальчишек была перерублена шея, у другого - раскроен череп.
М-да, вот так я бы не смог. Поэтому испытал двоякое чувство. Мне было жаль пацанов. Их неокрепшие души кричали от ужаса. А с другой стороны, что оставалось делать? Люди сами решают свою судьбу, взяв в руки оружие. Они помыкали слабыми, считая, что в этом сила.
Все случилось настолько быстро, что никто ничего не услышал. По вершине горы бродило много людей с оружием. Но все они были сравнительно далеко: аксакал приказал им прочесывать лес, взять живыми всех четырех гяуров. Он откуда-то знал, что летчиков в экипаже ровно четыре. Интересно, откуда? Я порылся и в его исчезающей памяти, но везде нарывался на смирение и молитву. Поистине, этот воинствующий мулла был плотно настроен на встречу с Аллахом. Надо же, а с виду большой матершинник!
Пока я переживал, спецназовец разбирался с нашим трофейным оружием: три автомата и нож - стреляющий нож разведчика бельгийского образца, с мощной пружиной. Лезвие доводилось методом полировки, было прозрачным и чистым. Оно завораживало: где-то внутри металла то вспыхивало, то угасало голубоватое пламя.
- Что это с тобой?
Я вздрогнул, непонимающе обернулся.
- Что, говорю с тобой? - Никита прикрыл ладонью глаза и отступил на шаг.
- Не понял? - обеспокоился я.
- Зеркала нет, посмотри хотя бы на руки.
Я поднял к глазам ладонь и тоже отпрянул. Глянул чуть выше: под разодранной в клочья рубахой темнела плотная масса, имеющая форму руки. Масса слабо пульсировала, плавно меняла цвет от черного - к темно-бордовому. По поверхности этого нечто, как внезапная нервная дрожь, пробегали зигзаги и волны светло-зеленого цвета.