Ной потянул нас назад, обхватил руками Юнис и меня, немалая сила и плотность его туши стиснула нас, и я его возненавидел.

— Придется крюка дать! — закричал он. — По Хэмилтон не пройдем. Там Кредитные столбы на каждом шагу. Гвардейцы будут стрелять. — Я увидел, как Юнис смотрит на него, улыбается, одобряя эту дешевую решимость. Эми сливала про свою возлюбленную матушку — выгоревший на солнце прототип современной Медиасамки, — которая уехала отдыхать в Мэн, а Эми по ней скучает, хотела поехать к ней в эти выходные, однако Ной — Нойнастоял, чтоб они пошли к Грейс и Вишну, и теперь жизнь вообще ни к черту, правда?

— Довезешь меня до Томпкинс-парка? — спросила Юнис Ноя.

Он улыбнулся. Посреди этой истерики он улыбнулся.

— Может, и довезу.

— Вы все что, свихнулись? — закричал я. Однако Ной уже волок Юнис и Эми в сторону бульвара Виктории. Там тоже носились люди, меньше, чем на Хэмилтон, но все же минимум несколько сотен, перепуганные и потерянные. Я схватил Юнис за руку и вырвал из Ноевой хватки. Мое тело, дряблое, однако материальное и почти вдвое тяжелее Юнис, обернулось вокруг нее и толкало нас обоих против потока, мои руки принимали на себя удары надвигающегося стада, парад молодых испуганных людей, фронтальные массы их цветочных гелей для душа, густоту их неумения выживать. Впереди в серой предгрозовой жаре дымились два Кредитных столба — электронные счетчики разбиты, из нутра летят искры.

Я пер вперед, и в висках билась врожденная русскость, неказистость, еврейскость — беда, беда, беда, — я укрывал свой драгоценный груз от всякой пагубы, косметичка из «Падмы» впивалась в ребра, острая боль застила глаза.

Я шептал Юнис:

— Милая, милая, все будет хорошо.

Но не было нужды. С Юнис все было хорошо. Мы взялись за руки. Ной вел Эми, Эми вела Юнис, а Юнис вела меня сквозь кричащую толпу, что сворачивала то туда, то сюда, и слухи вспыхивали с эппэрэтной скоростью. Небо менялось, словно дразнило нас, и сильный ветер налетал то с востока, то с запада.

Район за зданием суда превратился в плацдарм Национальной гвардии: взлетали вертолеты, урчали бронетранспортеры, танки, пулеметы «браунинг» в полузамахе, а один угол огородили и превратили в обезьянник, куда загнали каких-то чернокожих стариков.

Мы побежали. Все бессмыслица. Все это бессмыслица. Таблички. Названия улиц. Знакомые дома. Даже здесь, в царстве моего страха, я думал лишь о том, что Юнис не любит меня, теряет уважение ко мне, в минуту, когда она должна нуждаться во мне,решительный вождь для нее — Ной. «Банк и Трастовый фонд Стэтен-Айленда». Парикмахерская «Против шерсти». «Детское евангелическое братство». «Стэтен-Айлендское общество душевного здравия». Мост Верразано. «Парфюмерия А-и-М». «Планета Удовольствие». Детский сад «Выше и выше». Ноги, ноги. Повсюду осколки данных, бесполезные рейтинги, бесполезные каналы, бесполезные сообщения из мира, которого больше нет, миру, которого никогда не будет. Я чуял чесночное дыхание Юнис, ее чесночный пот. Принял его за саму жизнь. Нащупал комочек мысли, спроецировал ей в спину. Я твердил эту мысль как мантру: «Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя».

— Томпкинс-парк, — сказала она, и ее упрямство впилось в меня когтями. — Моя сестра.

Подкатил прилив черных обитателей небогатого района прямо за Сент-Джорджем, и я чувствовал, как хип-стеры пытаются отодвинуться от негров — американский инстинкт выживания, что зародился в тот день, когда прибыл первый корабль работорговцев. Подальше от обреченных. Черные, белые, черные, белые. Но и это теперь не важно. Мы наконец стали едины. Мы все приговорены. Дождевой шквал облил нам лица, за дождем накатила жара, Ноево побитое лицо смотрит на меня, проклинает мою медлительность и нерешительность, Эми сливает всего одно слово, «мамуля», снова и снова окликает спутники в небесах, открытую всем ветрам реальность мамулиного Мэна, Юнис обнимает меня, вся целиком помещается в моих объятьях, и лицо у нее спокойное и честное.

Ной и Эми вбежали на станцию сквозь стеклянное крошево. Юнис схватила меня за локоть и потащила к цели. Два парома только что выплюнули последних кричащих пассажиров, прибывших с Манхэттена. Кто управляет паромами? Почему они до сих пор ходят? Так безопаснее, если все время двигаться? Остались ли еще надежные пристани?

— Ленни, — сказала она. — Я тебе сразу говорю: не хочешь отвезти меня на Томпкинс — я поеду с Ноем. Мне надо разыскать сестру. Мне надо попытаться помочь другу. Я знаю, что могу ему помочь.Если хочешь, иди домой, там безопасно. Я вернусь, честное слово.

Паром «Джон Ф. Кеннеди» зафыркал в воде, готовясь отплыть, и мы ринулись к аппарели. Ной и Эми уже взобрались на борт и съежились под плакатом «Транспорт ДВА — Да это ж Америка, детка, ты только глянь».

Если хочешь, иди домой, там безопасно.Надо что-то сказать. Надо ее остановить, или ее пристрелят вместе с Неимущими повстанцами. У нее довольно низкий Кредит.