Но на самом деле я составила подробное расписание на следующие пару недель. Все мероприятия были тщательно отмечены в моем календаре черным цветом. Красной ручкой я указала необходимые предосторожности, зеленой — необходимые принадлежности. Каждый раз, глядя на свою дверь, я испытывала легкое возбуждение, как от своей организованности, так и от того, что одно из этих мероприятий может изменить отношение Уилла к жизни.

Папа не устает повторять, что все мозги в нашей семье достались моей сестре.

Визит в картинную галерею занял чуть меньше двадцати минут. Включая три крута вокруг квартала в поисках места для парковки. Мы зашли в галерею, и не успела я закрыть за Уиллом дверь, как он заявил, что все работы ужасны. Я спросила почему, а он ответил, что, если я сама не вижу, он не сможет объяснить. Поход в кино пришлось отменить, когда сотрудники кинотеатра смущенно сообщили, что у них сломан лифт. Остальное, например неудачная попытка поплавать, требовало больше времени и организаторских сил — заранее позвонить в бассейн, договориться с Натаном о сверхурочной работе, а после, добравшись до места, молча выпить на парковке центра досуга термос горячего какао, поскольку Уилл наотрез отказался выходить из машины.

В среду мы отправились слушать певицу, которую он однажды видел в Нью-Йорке. Вечер удался. Уилл слушал музыку с сосредоточенным лицом. Большую часть времени он казался рассеянным, как будто какая-то его часть боролась с болью, воспоминаниями или мрачными мыслями. Но музыка все меняла.

На следующий день я отвезла его на дегустацию вин — часть рекламного мероприятия, устроенного владельцами виноградника в магазине марочных вин. Мне пришлось пообещать Натану, что я не позволю Уиллу напиться. Я подносила бокалы к носу Уилла, и он понимал, что к чему, даже не попробовав. Я с трудом сдержалась и не фыркнула, когда Уилл сплюнул в стаканчик — это было ужасно смешно, — а он посмотрел на меня исподлобья и сказал, что я совершенный ребенок. Владелец магазина перестал переживать из-за визита инвалида — Уилл произвел на него впечатление. Через какое-то время он сел и принялся открывать другие бутылки, обсуждая с Уиллом сорт и регион винограда, а я бродила и разглядывала этикетки, честно говоря, слегка заскучав.

— Садитесь, Кларк, и учитесь. — Уилл кивком приказал мне сесть рядом.

— Не могу. Мама говорит, что плеваться неприлично.

Мужчины переглянулись, как будто я была сумасшедшей. И все же он сплевывал не каждый раз. Я наблюдала за ним. Остаток дня он был подозрительно разговорчив — охотно смеялся и даже был агрессивнее, чем обычно.

По дороге домой мы оказались в незнакомом городке, и, пока стояли в пробке, я огляделась и увидела салон татуировок и пирсинга.

— Всегда хотела сделать татуировку, — заметила я.

Могла бы и сообразить, что в присутствии Уилла нельзя безнаказанно трепать языком. Он не любил переливать из пустого в порожнее и немедленно поинтересовался, почему я до сих пор ее не сделала.

— Ну… не знаю. Наверное, беспокоилась, что скажут другие.

— Почему? Что они скажут?

— Папа ненавидит татуировки.

— Сколько вам лет?

— Патрик тоже их ненавидит.

— И никогда не делает такого, что вам не по вкусу?

— У меня может случиться приступ клаустрофобии. Татуировка может мне не понравиться.

— Тогда сведете ее лазером, вот и все.

Я посмотрела на Уилла в зеркало заднего вида. Его глаза искрились весельем.

— Ну же, — сказал он. — Что бы вы предпочли?

— Не знаю, — невольно улыбнулась я. — Но точно не змею. И не чье-либо имя.

— И конечно, не сердце с надписью «Мама».

— Обещаете не смеяться?

— Не могу, сами знаете. О боже, только не говорите, что хотите наколоть пословицу на санскрите или что-нибудь в этом роде. «Что меня не убивает — делает меня сильнее».

— Нет. Я хочу пчелу. Маленькую черно-желтую пчелку. Я люблю их.

Уилл кивнул, словно мое желание было совершенно разумным.

— И где вы хотели бы ее наколоть? Или это неприличный вопрос?

— На плече? — пожала плечами я. — На бедре?

— Остановите машину, — сказал он.

— Что случилось? Вам плохо?

— Просто остановитесь. Вон там есть свободное место. Вон там, слева.

Я затормозила у обочины и обернулась на Уилла.

— Идем, — сказал он. — У нас нет других планов на сегодня.

— Куда?

— В салон татуировок.

— Ну да, — засмеялась я, — конечно.

— Почему нет?

— Вы и правда глотали, а не сплевывали.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Я повернулась и посмотрела на Уилла. Он был совершенно серьезен.

— Я не могу взять и сделать татуировку. Это не так просто.

— Почему?

— Потому что…

— Потому что ваш парень против. Потому что вы до сих пор хотите быть хорошей девочкой, даже в двадцать семь лет. Потому что это слишком страшно. Идем, Кларк. Поживите хоть немного полной жизнью. Что вас останавливает?

Я взглянула через дорогу на фасад татуировочного салона. На грязноватом окне сияло большое неоновое сердце и висели фотографии Анжелины Джоли и Микки Рурка в рамках.

— Ладно, — ворвался в мои расчеты голос Уилла. — Я тоже сделаю, если вы сделаете.

Я повернулась к нему:

— Вы сделаете татуировку?

— Если это убедит вас хоть раз в жизни вылезти из своей скорлупы.