Александр почувствовал легкое головокружение и, чтобы не упасть, ухватился за край стойки.

— Погода, — посочувствовал сиреневый пиджак, с которым Александр раньше определенно сталкивался в заводской столовой.

«Погода», — мысленно повторил менеджер. Горько так. И только сейчас понял, что неопределенный знакомый говорил не об общем душевном состоянии окружающих, а о метеорологическом прогнозе, транслируемом по ящику, что висел над барной стойкой. Впрочем, ящиком телевизор можно было назвать с большой натяжкой, он скорее походил на экранированный поддон, новенький и широкоэкранный.

Дикторша в приталенном костюме читала:

— Полное лунное затмение сегодня, шестнадцатого февраля, можно будет наблюдать в промежутке между девятью и десятью часами вечера…

— Затмение посмотрим, — обрадовался пиджак. — Благо, пиво еще не скоро подойдет к концу…

Александр напрягся.

Профессиональным взглядом он выхватил марку пива, поглощаемого коллегой. Даже толстенькие пальцы последнего, закрывшие часть картинки, не помешали ему прочитать имя злостного конкурента.

«Хайникен НеверЭнд».

По телу пробежал холодок. Не только из-за неприкрытого предательства тут, в представительском баре. Было в этом «НеверЭнд» что-то загадочное…

Оттолкнувшись от стойки, Александр неторопливо прошел к красочным, заклеенным рекламными этикетками, холодильникам.

Надписи на этикетках гласили:

«„Хайникен Невер Энд“. Удовольствие любимым напитком не заканчивается никогда!» «„Будвайзер 24“. Ровно 24 часа свежего пива из одной банки!» «„Бэкс. 20000 лье“. Вечность зовет! И ключ к ней в твоих руках!»

Тут же располагались стенды пива «Оболонь бездонное», с привычным слоганом:

«Все хорошее не заканчивается. Все хорошее только начинается».

Словом, никаких тебе «лучших традиций реверсного пивоварения с тра-та-та года»… Самый нейтральный слоган, без претензий. А ведь…

«Хм. Чего это я так взвился? Зачем чуть ногой стеклянную дверцу не саданул? Что за бред? Как получилось, что реверсное пивоварение „Будвайзер“ придумал еще четыре года назад?..

Как получилось, что не мы первые. Не „Оболонь“?.. Не я, Александр Шукшин, менеджер исследовательского отдела, который четвертого марта, в пятом часу докладывал о гениальном изобретении директорам „Оболони“. Не подросший мальчик, посасывавший в детстве сгущенку и мечтающий о карьере директора молокозавода».

Возвратившись к стойке, Александр бросил бармену Коле — имя как-то само пришло на ум:

— Светлого кегового плесни.

— Решился-таки, — улыбнулся бармен и, взяв свеженатертый бокал с радиаторным кольцом, наполнил его из серебристого краника. — Сколько литров ставить?

— Четырнадцать, — буркнул наугад Александр.

Бармен пожал плечами и отстучал сумму на дистанционном калькуляторе, отчего радиаторное кольцо на секунду зажглось искорками.

— Два восемьдесят пять.

Александр расплатился.

Потягивая неубывающую горьковатую жидкость, еще хранящую привкус мокрой древесины, менеджер думал. «Зачем я пришел сегодня в бар? Не выпить же? Может, кто-то назначил встречу?..»

— Извините, пожалуйста. Случаем вы не… э-э-э… Шукшин Александр?

— Да, это я, — сказал Александр, оборачиваясь.

Немаленьких размеров молодого человека, запуганного и сжавшегося, словно он десять кварталов пробежал от наступающих на пятки сотрудников военкомата, Александр определенно где-то встречал. И даже эта манера грохнуться всем недюжинным весом на табурет — казалась знакомой.

— Я вас где-то видел, — не постеснялся сообщить он.

— Да, я вам вчера звонил… Предупреждал.

— Видел, а не слышал! — Гость Александру не нравился. Хотя про звонок он помнил хорошо — не открутиться. — Говорите, что вам от меня надо.

— Я хочу поговорить с вами о сублимации, — зычным голосом ввернул детина. — Знаете, это когда предмет можно немного высушить, а потом снова вернуть ему размер, окунув в воду… Ну, как кукурузные хлопья, что ли, только на более молекулярном уровне. Видите ли, все началось с того, что в детстве я очень любил сухофрукты. И однажды я взя-я-ял нашего пса Буську…

На какую-то секунду Александр представил, как иначе все могло бы сложиться. Не так. Совсем по-другому. Он даже увидел все это в красках, прежде чем украденное воспоминание метнулось последний раз на большом доработанном радиаторном кольце — и исчезло.

А гром, между тем, так и не грянул.

Татьяна Томах О, БОЛОНЬ, ВЕЛИКИЙ И ПРЕКРАСНЫЙ

— О, — простонал Олег, пытаясь открыть левый глаз. Правое веко было крепко приплюснуто между щекой и столом и потому подниматься никак не желало. Левое же оказалось настолько тяжелым, что впору было звать на подмогу Виевых помощников.

Попытка удалась с третьего раза. Ну, как у всех русских народных богатырей.