Это бедствие было хуже любых войн и конфликтов, что вспыхивали тогда на каждом шагу. Это была кара Божья. Те, кто выжил тогда, поговаривали, что беду наслали ведьмы – вот до чего дошло. И снова начали убивать и расправы с каждым разом становились все более жестокими. Не смотрели на возраст, на пол. Не щадили ни женщин, ни детей, ни стариков. Стоило кому-либо указать рукой на любого, назвав его колдуном, как толпа сразу же приходила в какое-то безумие и буквально раздирала жертву на куски. Тела сжигали, и в конце концов в каждом квартале образовался маленький крематорий, работавший сутками. Как бы плохо людям ни было, они понимали, что очередной умерший от чумы – источник заразы, а значит зла. Общество без оглядки неслось в прошлое, даже не пытаясь остановиться.

Город стал ужасной безвыходной ловушкой. Казалось, все его жители либо больны, либо безумны. Люди пытались бежать, но никто не знает, удалось ли это хоть кому-нибудь. Говорили, что военные выставили вооруженные патрули и уничтожают всех, кто пытается выйти из города. Это было похоже на правду.

Из четырех зон влияния осталось две: военные и пережившие чуму члены бывших банд, слившиеся в одну группировку. И, хотя чума проредила ряды и тех и других, военным досталось меньше – видимо, лекарства у них все же водились. Однажды пролетел слух, что военные захватили власть в свои руки, но полной уверенности не было – ведь банды никуда не делись. Простых людей практически не осталось. Лишь иногда ночью можно было увидеть, как отшельники, будто призраки, бродили по успевшим порасти травой руинам в поисках хоть какой-нибудь добычи, пополняя ей свой небогатый скарб, который находился тут же, при них, во всевозможных сумках, рюкзаках и даже магазинных тележках.

***

— Ребята, простите, мне еще сложно собраться с мыслями, – Алекс извиняющимся взглядом посмотрел на нас. – Боль отвлекает, мысли немного путаются, поэтому могу повторяться.

— Ничего, – прошептал Мих.

Татьяна задумчиво гладила вернувшегося с улицы кота.

Мы сидели молча, глядя на языки пламени. Я не сразу понял, что Алекс снова заговорил, и «очнулся» уже внутри повествования.

***

… Люди все шли и шли в город. Вначале людской поток казался бесконечным и разношерстным, но затем практически пересох. Через несколько месяцев в город вообще добирались лишь считанные единицы. Они были либо везунчиками, либо серьезными бойцами, прошедшими сквозь ад, либо просто сумасшедшими – их число неуклонно росло. Остальные, видимо, либо пропадали в пути, либо считали нужным держаться от этого места подальше. Впрочем, это всего лишь мои догадки.

Психи – тогда я воспринимал их только так –рассказывали о странных вещах, о непонятных и необъяснимых местах. Аномальные зоны, параллельные миры, бесчисленные переходы между измерениями – будто в фантастических книгах. И как доказывали свою правоту! Только ради того, чтоб их послушать, стоило посетить очередную сходку – теперь туда раз в неделю стягивались почти все оставшиеся в живых, кроме бандитов и военных. И те и другие давным–давно перестали обращать на нас внимание, лишь изредка устраивали налеты и массовые обыски для выявления кротов.

Рассказывали и о существах, в основном о паразитах, будто подчинявших себе людей и делавших из них зомби. Что паразиты эти – лишь малая часть той армии созданий, что населяет сейчас территории за городом. Если говорили не о паразитах – то о непонятных тварях, обитающих под землей, о существах из ночных кошмаров, о плотоядных монстрах и мутантах, о видоизменяющихся разумных созданиях, падких до человеческой крови и мяса. Много было разговоров о смещении времени, о том, что земля перевоплотилась и что сейчас все по–другому, что рельеф местности, погода и поведение животных полностью изменились. Шептались о пустыни, наступающей со стороны России, о гигантских болотах, в которые превратилась территория Украины. И если бы я не был тогда в самом начале на Браславах, то не поверил бы ни единому их слову.

Ни разу не нашелся ни один смельчак, который бы согласился отправиться проверять те истории – все знали, каким будет результат.

***

Раны Алекса снова разболелись, и ему пришлось в очередной раз прерваться, чтобы перевести дух. Я предложил перенести нашу беседу, точнее, его монолог, на завтра, но в ответ он лишь молча покачал головой.

После перевязки мы уселись у огня, в ожидании продолжения его истории.

Смеркалось.

***

Когда жизнь начала приобретать обыденность и спокойствие, я нашел полуживого парнишку лет десяти. Он был избит почти до смерти своими же сверстниками, которые при виде меня тотчас разбежались. Опоздай я на минуту – одним детским трупом в этом злачном месте стало бы больше. Не скажу, что я почувствовал в момент, когда нащупал у мальчонки слабый пульс. Жалость? Сострадание? Сочувствие? Скорее, это было смешанное чувство, ведь когда-то у меня самого был вот такой же сын. Взял его к себе, выходил, откормил.