— Похоже, вы до последнего полагались на случай. Возмещение частичного ущерба предусмотрено?

— Нет. Стать калекой меня страшит ещё больше, чем сделаться мёртвым.

Хм. Подчеркнём для себя «ещё».

— К тому же риск не стоит таких денег. В любом случае компания проведёт своё собственное расследование.

— И самоубийца, так же как покусившийся на суицид, не получает за свои хлопоты ничего.

Он молча подтвердил мои слова.

— А мы вполне сходим за несчастный случай. Или за скоротечный инфаркт. Да ещё сравнительно дёшево обходимся заказчику.

— Разве у вас нет нужды в людях? — ответил мой заказчик. — Продукт питания, опять же детей с нашей косвенной помощью зачинаете. Кстати, два однокоренных слова в стоящих рядом фразах — плохой стиль. В рекламе неуместен.

Выражение лица у него по-прежнему было серьёзное. Не знаю почему, но это мне понравилось.

— Я имею право получить более подробное объяснение вашим резонам, чем вы пока дали, — ответила я, — но это не значит, что от вас требуется демонстрировать эрудицию.

— Да, вы предупредили заранее. Возможно, потому я и не стал ограничивать свою исповедальню стенами, — он пожал плечами и отчего-то поглядел мне через плечо.

— Чтобы нас услышали другие.

— Услышали деревья. Здесь не бывает людей, кроме самых последних чудаков, уж поверьте.

А потом — разве мы занимаемся чем-то нелегальным, что надо скрываться ото всех? Так я подумала про себя и усмехнулась, будто соглашаясь с ним.

— Видите ли, — продолжил он с той же лёгкой, почти безразличной интонацией. — Я ведь тоже из племени чудаков и оригиналов. С другой стороны, история моей жизни настолько заурядна и благополучна, что не заинтересует никого. Страховщики не додумаются проверить кровь на избыточные эндорфины — но, кстати, вы знаете, что через небольшое время ваши обезболивающие становятся идентичны человеческим?

— Практически идентичны, — поправила я. Черт, что там был за намёк на флору и фауну?

— У людей гормоны тоже слегка различаются в зависимости от конкретной особи. То есть видеть можно, доказать нельзя, — гнул свою линию Нобиру. — Моя компания серьёзно этим обеспокоена.

Моя компания. Льготный тариф — для своих. Ну разумеется, такие вещи мы заранее проверяем. Однако…

— Я не числюсь в рядах официально. Слишком стар для такого, — Нобиру как бы не замечал моих сомнений и продолжал подкидывать дрова в топку.

На что он намекает? Его наняли поработать подсадной уткой? Ну да, разумеется. И дорогостоящей.

Нет, я чётко спрошу.

— Каков предельный срок, когда ещё можно заключить договор с вашей организацией и начать выплачивать взносы? — сказала я с самой любезной и равнодушной улыбкой из возможных.

— Сорок пять лет.

— В вашем случае правило было соблюдено?

И по глазам вижу, что нет. Сверхльготная страховка была, по сути, подкупом.

И всё же отчего тогда этот субъект проговаривается, откровенничает и напрашивается на сочувствие?

Нет, на некоторых заурядных встречах тоже стоило бы присутствовать вдвоём. Я ж его и так и этак убью: как заказчика или как провокатора. Будет похоже на страстный «французский» поцелуй. Следов можно не оставлять никаких — нужно ли говорить, что даже отточие под нижней челюстью делается практически незаметным минуты через две. А вообще наш морфин — это бонус, который не всякий человек ещё и получит. Чего от меня хотят официальные лица — поймать на выходе из парка? Так я первая подниму тревогу по поводу внезапной кончины любовника.

И тотчас я соображаю, что сверхмеры предосторожности я могла бы и не принять, если бы он кое-чего не выдал. Или всё-таки приняла бы — учитывая хороший обзор местности на просвет?

— Вы хотите сыграть в навязанную свыше игру? — говорю я куда тише прежнего. — Вам этот миллион необходим прямо до смерти? Вы так привязаны к своим взрослым детям? А, любопытно, — они к вам тоже?

— Да. И три «нет», отвечает он гораздо твёрже прежнего. — Только игра не их. Игра, по сути, моя собственная. То есть я согласен был рисковать до последнего предела, но не ради денег. И не для своей компании. Для вот них.

На последних словах я почувствовала в осеннем воздухе нечто. И вскинула голову.

Они выступили из-за каждого ствола. Нет — вышли из древесных стволов: тонкие, как двумерные тени, которые плавно разворачиваются в трехмерную проекцию. Тёмные кавалеры в старинных костюмах времён Регенства и светлые дамы в кружевных корсажах и фижмах поверх кринолинов.

— Я немного лукавил, говоря про людей, — проговорил Нобиру Тагноль. — Хотя, по правде говоря, мог бы ожидать, что вы поймёте.

Белый Длиннокот Нобиру и Чёрный Длиннокот Тагноль. Призраки интернациональных имиджборд. Белокот и Чернокот. Белобог и Чернобог. Чёрная Кошка и Белый Кот режиссёра Кустурицы. И Которёк — Великая Шутейная Битва добра и зла, которая закончится воцарением вселенской гармонии.

Кажется, я в благоговейном восторге прикоснулась ладонями к щекам.

Предки нашего племени — или оплотнившиеся воспоминания о них?

Но тут рациональная половина моей бретонской натуры взяла верх над иррациональной.