Это соображение кажется мне вполне разумным. Мы знаем, что на некоторых египетских памятниках богиня Исида, супруга Осириса, представлена в человеческом облике с коровьей головой. Таков был способ изображения божества, свойственный духу египетской
[1280]иммиграции [1281], такой, какая могла, в соответствии с текстом Гомера, произойти за несколько поколений до его троянских поэм. Но против этого способа восставал весь дух эллинизма – согласно тому подлинному типу этого духа, который проявлялся в гомеровских поэмах. Мы находим здесь Геру, одетую, так сказать, в мантию Исиды и, кроме того, заимствовавшую отдельные черты у одного или более персонажей, записанных в золотую книгу древних пеласгийских династий. Ничего не могло быть более естественного, чем обезглавливание египетской Исиды – не в наказание, но к чести богини. Следовательно, она могла изображаться с человеческой головой, но, чтобы не порывать резко с народными традициями, голова и даже фигура коровы могла тем не менее сохраняться, как религиозные символы. И великий Поэт, который постоянно держал эти символы, так сказать, на расстоянии вытянутой руки, чтобы они не дискредитировали ту веру, великим знатоком которой он был, тем не менее мог выбрать из коровьих черт ту одну, которая подходила его цели, и дать его Гере, которая была не самым умным божеством, большие и спокойные глаза коровы. Использование этого эпитета Геры у Гомера, таким образом, отнюдь не исключительно, и я признаю, что он мог его унаследовать. Однако, хотя он и не исключителен, он весьма специфичен; и этой специфичности довольно, чтобы убедительно подтвердить мнение нашего знаменитого исследователя».Другой досточтимый друг и один из величайших авторитетов в древневосточной литературе, г-н Франсуа Ленорман, пишет
[1282]: «Шлиман прав, настаивая на том факте, что большая часть грубых фигурок, обнаруженных им в Микенах, действительно изображают корову. Арголида – это та самая область, в которой в самой отдаленной древности преобладало почитание женского божества в виде коровы, которое впоследствии было низведено до уровня героини и превратилось в Ио в поэтическом мифе». Далее г-н Ленорман признает, что эпитет Геры «волоокая» может относиться только к изначальной коровьей голове этой богини.Здесь я могу указать на принцип, явно свойственный языку Гомера, который немедленно отменяет самые внушительные возражения против моей точки зрения. Когда меня спрашивают, действительно ли сам Гомер считал Афину совооким страшилищем и представлял себе, что ее изображение в храме Пергама кивает совиной головой в ответ на молитвы троянских женщин, – я отвечу словами, которые я уже употребил в предисловии к «Трое и ее реликвиям»: «Одна из наиболее бросающихся в глаза черт его языка – это использование
Я думаю, что уместно будет повторить здесь то, что я уже написал по этому важному поводу
[1285]: