— Зависит от того, что вы имеете в виду. — Фрёлик удивленно поднял брови. — Ну да, пробовал… утром на следующий день.

— Во сколько?

— От сына я вышел в восемь и сразу поехал в Энсьё. У них там склад и контора. — Стокмо замолчал.

— Вы ждали его в Энсьё в пятницу, в восемь утра?

— Я ведь, кажется, так и сказал.

— В Энсьё он тоже не проявил к вам сочувствия?

— А он там и не объявлялся. Я прождал до одиннадцати. Сидел ждал его в машине три часа. А он даже не появился!

— Вы уверены?

— Думаете, я вру? Не было его. Вот почему вечером я поехал к нему домой, на улицу Томаса Хефтье.

— А где вы были в промежутке?

— У Карла Эрика, моего сына. Помогал ему часов до пяти. Потом мы перекусили, и я поехал к Рейдару.

— Ваш сын был дома, когда вы вернулись к нему — после того, как побывали на улице Томаса Хефтье?

— Да, наверное.

— Что значит «наверное»? Разве вы с ним не виделись, не разговаривали?

— Нет. У него в тот день ночевала его подружка. Карл Эрик живет над мастерской. Наверное, вы уже побывали в Турсхове. Раз нашли сюда дорогу с первого раза, значит, побывали… Когда подружка остается у него на ночь, я обычно укладываюсь в пристройке за мастерской. Я лег спать и продрых до утра.

— Вы виделись с Фольке-Есперсеном примерно в четверть восьмого. От него отправились к некой Карине. Как ее фамилия?

— Не знаю, — буркнул Стокмо и начал нехотя вспоминать вслух: — Смидт? Сместад? Как-то на «С». Не помню.

— У вас есть ее телефон?

— Да. И адрес тоже.

— Хорошо. Значит, вы поехали к Карине и пробыли у нее до без четверти одиннадцать?

— Возможно.

— А когда приехали в Турсхов, в мастерскую? В одиннадцать?

— Более-менее.

— И сразу пошли спать?

— Наверное, сначала покурил, почитал газету…

— Во сколько вы легли?

Стокмо пожал плечами:

— Я не смотрел на часы.

— И ни с кем не разговаривали?

— Нет.

— Вы в ту ночь возвращались к Есперсену?

— Нет, я же вам сказал!

Фрёлик бросил на него задумчивый взгляд. Он пока сам не понимал, верит Стокмо или нет.

— Вы виделись с сыном на следующее утро?

— Да вы что! Ведь была суббота, верно? А у него подружка ночевала…

— Иными словами…

— Иными словами, алиби у меня нет, как вы это называете! — отрезал Стокмо.

— Почему вы так враждебно настроены? — поинтересовался Фрёлик.

— Ничего я не враждебно настроен. Просто не люблю ходить вокруг да около. Я перестал общаться с Рейдаром, потому что и он, и его родственнички вот как меня достали! — Стокмо провел пальцем по шее и продолжал: — И все-таки я хотел получить должок, и мне хватило глупости напомнить о нем!

Он ударил кулаком по столу. Фрёлик молча наблюдал за ним. За угрюмостью Стокмо угадывалась только ярость. Он попытался представить, как восьмидесятилетний старик держал в узде этого хмурого упрямца, но решил пока сменить тему:

— По вашим словам, Рейдар был хорошо знаком с вашим отцом…

— Да, они были старые приятели.

— Значит, вы сами познакомились с Рейдаром через отца?

— Да. Ну что, все у вас? Мне надо нарубить еще дров — и в сортир.

Фрёлик задумался.

— Я не уверен, что выяснил все, что мне нужно. Поэтому нам с вами, скорее всего, придется увидеться еще раз.

— Тогда лучше покончить со всем сейчас.

— Сколько Рейдар вам задолжал?

Стокмо мрачно ухмыльнулся. Фрёлик встал, подошел к окну и посмотрел на поле, почти занесенное снегом. Оно тянулось до самого замерзшего озера. Над вершиной холма на том берегу виднелась крыша коровника. Под деревьями паслись олени. Они щипали сено — кто-то выволок стог сена в снег. Одним словом, раскинувшийся перед ним зимний пейзаж можно было назвать гармоничным, даже идиллическим.

— Кстати, здесь очень красиво, — заметил Фрёлик, оборачиваясь к Стокмо, который по-прежнему сидел в кресле-качалке. — Если бы я здесь жил, я бы не злился так все время.

Стокмо не ответил.

— Имеет ли для вас какое-то значение число сто девяносто пять? — спросил Фрёлик.

— Такое же, как и один, семь или пятьдесят два. Никакого.

Фрёлик окинул Стокмо внимательным взглядом и хмыкнул:

— У вас ведь, кажется, есть судимость?

Он нарочно приберегал главный удар напоследок, потому что понимал: он непременно попадет в цель. Стокмо ссутулился, нахмурился, и взгляд у него сделался как у загнанного зверя.

Франк Фрёлик прислонился к стене и смотрел на Юнни Стокмо, сидевшего в кресле-качалке.

— Знаете, то, что вы уехали и спрятались, выглядит не очень красиво, ведь вы — один из последних, кто видел Фольке-Есперсена живым.

— Мы с ним…

— Заткнитесь, — холодно приказал Фрёлик. — Сами признались, что у вас старые счеты с Фольке-Есперсеном. Вы один из последних видели его в живых. У вас нет алиби на время его смерти. И все, что вы рассказываете, неубедительно.

Стокмо уставился в пол.

— Я дал вам возможность исправиться, но больше я сюда не приеду. Хотите как-то дополнить или изменить свои показания?

Стокмо медленно покачал головой.

— Вы должны быть готовы приехать по первому зову, — тихо сказал Фрёлик. — Возможно, очень скоро вы нам понадобитесь. Если я позвоню вам и вы хоть раз не ответите, я пошлю за вами двоих сотрудников, которые возьмут вас под стражу. Понятно?

Стокмо кивнул.

Фрёлик посмотрел на часы.