А как-то раз за обедом с подружкой – я тогда уже заканчивала с интервью, но по-прежнему не писала – мой рот сам по себе открылся и выдал такую фразу: «Мама мертва, но я работаю с живым материалом».

Первая драма (есть и другие) в семейной мифологии – смерть Антонена. Чтобы ее описать, я должна была выбрать одну из предложенных мне версий, наиболее близкую к тому, что рассказывала бабушка Лиана, сидя на табуретке в кухне с невероятными стенами цвета горчицы, которые олицетворяли в моем сознании детство и давно уже не существовали. По одной версии, Лиана и Жорж, оба на каникулах в Л., отправившись на обед к соседям, оставляют детей одних примерно в трехстах метрах от дома. Антонен и Томми падают в колодец, дети зовут взрослых, те прибегают – но слишком поздно. По другой версии, беременная Лиана с огромным животом сама прыгает в колодец и ныряет в поисках сына – лишь изредка ее голова всплывает на поверхность, бабушка глотает воздух и снова погружается…

Одни говорят, что мальчики прыгали на досках до тех пор, пока дерево не надломилось. Другие говорят, что Антонен и Томми спокойно мастерили из глины разные безделушки, а гнилые, погрызенные крысами доски внезапно не выдержали. И наконец, третьи говорят, что упал только Антонен.

Что я себе вообразила?

Что я смогу рассказать о детстве Люсиль, основываясь на чужих воспоминаниях, на фактах, на объективных свидетельствах? Что достаточно погрузиться в незнакомый материал и сделать выбор? Что это легко, как дважды два?

С какой стати? На каких правах?

Конечно, я надеялась докопаться до правды. Но правда не существовала. Передо мной мелькали разрозненные фрагменты жизни, сама идея собрать их и структурировать казалась фикцией. Почему я решила, что мне удастся привести жизнь Люсиль к единому знаменателю? Чего я хотела? Проанализировать кривую чувств? Пролить свет на неведомую тайну? Объяснить боль?

Боль нашей матери была частью детства и частью взрослой жизни, она во многом сформировала меня и сестру. Однако попытка разложить чувства по полочкам обречена на провал. Поэтому я могу создавать лишь обрывочное, фрагментарное, гипотетическое повествование.

Литература бессильна. Она лишь позволяет задавать вопросы, копаться в собственной памяти.

Семья Люсиль и впоследствии наша семья всегда вызывали интерес и являлись предметом разговоров. Люди, которых я опрашивала, проводя свое исследование, часто использовали слово «завораживающая» применительно к нашей семье. Это слово я много раз слышала и в детстве. Моя семья – фейерверк, зрелище, достойное аплодисментов, целый мир, чьи мертвецы продолжают неутомимо напоминать о себе, так что эхо их голосов, словно колокол отчаяния, постоянно звучит в ушах. Сейчас я понимаю, что воспоминания о моей семье способны заглушить любые слова.

Братья и сестры Люсиль (те, кто остался) живут в разных частях Франции. Лиана умерла за полтора месяца до моей мамы, и я уверена – смерть Лианы, потерявшей к тому времени уже троих детей, дала Люсиль зеленый свет, чтобы положить конец собственной жизни. Каждый из членов семьи хранит в памяти свою версию важных для нас событий, и порой они настолько расходятся, что составить объективное мнение просто невозможно.Однажды утром я проснулась и решила – буду писать, сяду на стул и буду продолжать поиски, даже если они окажутся бессмысленными. И, может, моя книга станет путеводителем по моей собственной жизни, учебником по написанию романов, текстом о тексте, незаконченным исследованием. Но также моя книга станет неуверенным и бесконечным движением от меня – к маме.