– Вы восхитительны! – Сойер засмеялся и покачал головой. – Давненько мне не приходилось так стараться, чтобы уговорить женщину на коктейль.

– Перед ужином. В баре. В шесть.

– Договорились.

Карина пошла к себе в номер – принять душ и переодеться в вечернее платье. Ей даже не верилось в то, что произошло. Неужели ее самая серьезная деловая ошибка обернулась отличным свиданием? Ей осталась только одна ночь в Лас-Вегасе перед возвращением домой, и она намеревалась взять от нее все, что можно.

К черту Селин Дион!

* * *

Карина вошла в дверь знаменитого V-образного бара и стала искать глазами своего кавалера. Округлые, чувственные очертания зала соответствовали ее настроению. Через весь бар тянулись двусторонние кожаные диваны, и люди уже собрались и потягивали свой любимый мартини. Стены морозного стекла отгораживали уединенные кабинки. То, что нужно, чтобы быстренько выпить коктейль перед ужином с Максом.

Ее сразу же провели к угловому столику, и Сойер привстал, приветствуя ее. Он, видимо, любил черный, и этот цвет очень шел ему. Худой, изящный, волосы падают на плечи, подчеркивая резкие черты лица. От него веяло какой-то опасностью, и это возбуждало любопытство.

Карина заказала «Грязный мартини», и они начали светскую беседу.

– Как вам нравится Лас-Вегас?

– Что же мне здесь может не понравиться? – Карина обвела рукой комнату. – Я всю жизнь проторчала в Бергамо и теперь как гурман, который долго сидел на одних крекерах и наконец дорвался до еды.

– Я много раз бывал в Милане и знаю вашу мать, – улыбнулся он. – Я всегда любил ваш дом – такой тихий.

– Бергамо – часть моей души. Но я жила там со старшим братом и двумя сестрами, и они только и делали, что меня защищали. Где уж тут испытать что-нибудь новое и захватывающее. Теперь наслаждаюсь вкусом свободы.

– Свобода может и одурманить. – Его глаза лукаво блеснули. – Как первый глоток хорошего вина. Сильнее бьет в голову, если отстоялось за много лет.

Карина вытащила из бокала оливку и сняла ее губами с палочки. Его пристальный взгляд следил за ее ртом с явным интересом.

– Да вы поэт, Сойер Уэллс. Кто бы мог подумать? А откуда вы знаете мою маму?

– Мы познакомились несколько лет назад. Она вытащила меня из щекотливого положения, и я обещал ей свою преданную дружбу.

– Подробности расскажете? – приподняла бровь Карина.

– Нет.

– Вы, должно быть, читали руководства по общению с женщинами, – усмехнулась она. – Мы обожаем тайны.

– Я думал, вы еще любите нас исправлять. Спасать от самих себя.

– Любим, но вы редко нам позволяете.

Его взгляд опалил ее внезапным жаром, и по спине пробежал холодок. О да, она далеко еще не в его лиге.

Этот человек был мастером соблазнения, а она – всего лишь ученицей. Однако это рискованное подшучивание и острый ум притягивали ее, хотя он и пугал ее до смерти.

– Вы расскажете Максу о нашем свидании?

Упоминание о Максе вернуло ее к реальности. Пальцы сжались сами собой.

– Если он спросит.

Сойер заметил ее жест и наклонился к ней. Аромат дерева и мускуса пробуждал в ней чувственность.

– Расскажите мне о ваших отношениях с Максом.

– Он лучший друг моего брата. Мы росли вместе, а потом он уехал с Майклом в Нью-Йорк открывать «Милую Мэгги».

– Друзья детства?

– Да. Почему вы так много расспрашиваете о Максе?

Сойер пристально поглядел на нее:

– Он имеет на вас какие-то права?

– Прошу прощения? – едва не поперхнулась Карина.

– Вы с ним спите?

– Нет. Но я не совсем понимаю, какое вам до этого дело.

– Никогда не бойтесь задавать вопросы, Карина. Вы не только красавица, но и умница. Опасное сочетание. Я хочу удостовериться, что вы свободны.

В его глубоком голосе слышались многообещающие нотки. Этот человек хочет ее. Почему же она не падает в обморок от счастья и не зовет его к себе в номер? Чертов Макс! Она никак не могла вырваться из плена своей детской влюбленности, и это ее злило.

– Я свободна. И мне надоело говорить о Максе.

Сойер взял ее за руку. По телу пробежала приятная дрожь, но это было совсем не то страстное волнение, от которого все обрывалось внутри и которое она испытывала от прикосновения руки Макса. Но нет, она не будет думать о Максе.

– Мне тоже. Хотя, видимо, придется отпустить вас, иначе вы не успеете на ужин.

Она тряхнула головой, и волосы упали ей на плечо.

– Но не сейчас.

– Нет, не сейчас. – Его губы тронула улыбка. – Что вы рисуете?

– Портреты. Своих родных, детей, животных. Я люблю, когда мне удается разглядеть в людях то, что скрыто за внешней оболочкой, и стараюсь показать им то, чего они сами не видят. Моя невестка примерно то же говорит о своих фотографиях.

– Сам-то я и «палку-палку-огуречик» не нарисую, но оценить способен. Помню, когда первый раз приехал в Италию, просто упивался живописью. В галерее Уффици меня чуть было не арестовали – ни в какую не хотел уходить.

– Да, я всю жизнь из этой галереи не вылезала. А когда первый раз увидела Сикстинскую капеллу, ревела, как маленькая.

– А вам никогда не хотелось стать профессиональной художницей?