Может быть, Хозе передумал и согласился бы стать одним из рыцарей Оленя. Он смышлен, ловок, недурен собой, а происхождение... Происхождение важно для светского дворянства, а в ордене все решает сила, сноровка и близость к Предстоятелям. Анастазия благоволит к мирийцам, она могла бы приблизить Хозе к себе. Странное дело, Мария почувствовала, что ей бы это отнюдь не понравилось.

Один из сопровождавших сестру рыцарей заговорил о последних новостях, Мария ответила. В светло-карих глазах воина дрожал огонек, который нельзя ни с чем спутать, и девушка резко оборвала беседу, послав коня вперед. Наглец и дурак! Ворона в павлиньих перьях! И на коне сидит, как собака на заборе...

Рыцарь, видимо, поняв, что вел себя излишне вольно, затерялся среди товарищей. Мария молча ехала впереди, думая, что говорить Ее Иносенсии. О выходке Тартю Предстоятельница, без сомнения, уже осведомлена. Правильно ли она сделала, что вернулась? Анастазия ошибок не прощает. И что, ей рассказать о Хозе или вообще промолчать? Слишком рискованно. Мария слышала, что опытный человек всегда отличит девственницу от женщины, а Анастазия была более, чем опытной. В конце концов, девушка решила рассказать все, кроме причины, толкнувшей ее в мужские объятия. Она заплатила собой за свободу, только и всего. Немного подумав, Мария решила не говорить, что ее любовник оказался мирийцем. Не нужно, чтобы кто-то, пусть и случайно, догадался, с кем она была, ведь Хозе узнал о ней слишком много.

2896 год от В.И. 28-й день месяца Лебедя. ОРГОНДА. БЕРЕГ НЬЕРА

Диего Артьенде придирчиво осмотрел букет ранних астр, заменил фиолетовую на белую и убрал одну, у которой несколько лепестков были сморщенными и почерневшими.

– Сигнор Аршо-Жуай должен остаться доволен, – задумчиво произнес мириец, любуясь на дело рук своих, – боюсь, гвоздики, которые я ему вручил прошлый раз, уже завяли.

– Диего, – герцог Мальвани с трудом сдерживал смех, – ты невозможен.

– Разве? – Артьенде тронул приколотый к расстегнутой по случаю жары легкой куртке цветок, – но мне нравится преподносить ифранцу цветы. Хотелось бы, чтоб он понимал их язык, но в этом я не уверен...

– Я думаю, главное он понимает.

– Главное? – мириец поднял черную бровь. – Я ни разу не повторился, составляя букеты.

– Проклятый тебя побери, Диего, – последний год выдался невеселым, но земляк Рафаэля вновь научил Мальвани смеяться, – ты со своими букетами не лучше наших капралов, которые показывают ифранцам свой зад в надежде, что кто-то смотрит в окуляр на наш берег.

– Ньер очень широк, – неодобрительно заметил мириец, – у нас нет таких рек. Если б он был уже, через него можно было б переговариваться.

– Табит уже Ньера, я присутствовал при обмене солдатскими любезностями. Они не меняются веками.

– Потому я и предпочитаю цветы. Обещаю, этой же ночью они будут в руках Ипполита. Скоро стемнеет, – Диего оценивающе глянул на пылающий горизонт, – мне пора возвращаться.

– Ты мог прислать кого-то другого.

– На ифранском берегу цветы хуже, моему коню нравится плавать, а я люблю сам выслушивать приказы. Нашим прогулкам скоро придет конец, не правда ли?

– Если Аршо-Жуай готов дать сражение, то да.

– Он готов, – взгляд Диего стал мечтательным, – мы навещаем их каждую ночь, ифранцы злы, как атэвские садданы, но нас им не поймать. Значит, они злятся на своего маршала. У них уже почти нет палаток, а об обозе с лодками и прочей дребеденью им пришлось забыть еще в Кер-Женевьев. Каждый раз я захватываю ровно одиннадцать пленных и на следующую ночь отпускаю, – мириец скромно потупил глаза, – ммммм, не совсем одетыми... Кроме того, цветы и письма...

– Письма? Диего, ты меня в гроб вгонишь!

– Тебя нет, но ты сам сказал, что Ньер очень широк и на ифранском берегу не слышно, что кричат твои люди. Мы обгоняем Аршо и на видных местах пишем и рисуем то, что ваши воины хотят им передать. Уверяю вас, против истины мы не грешим.

Сезар замахал руками, захлебываясь хохотом. Услужливое воображение нарисовало ему Ипполита Аршо-Жуая в ночном колпаке с очередным букетом, испакощенные стены и ухмыляющиеся черноглазые физиономии. Мирийцы никогда не станут серьезными, даже если будут умирать. Они не боятся смерти, странно, что именно Мирию так подмяли клирики, или все дело в герцогской семье? Но сейчас Энрике поднял голову. Он отказался от своего предыдущего завещания в пользу младшего сына, и наследником провозглашен пропавший Рафаэль. Жаль, что Рафаэль не узнал о том, что его отец вырвался из лап циалианок. Как бы то ни было, его собственный сын и наследник в Мирии в безопасности, и слава святому Эрасти. Как бы Марта с матерью и Монтрагэ ни храбрились, осада есть осада... Герцог Оргонды усилием воли вернулся на берега Ньера. Лиарэ выдержит, если он через несколько дней остановит и уничтожит армию Ипполита. Дарнийцы без поддержки на штурм не полезут.

– Диего!

– Да?

– Тебе не будет трудно передать Аршо-Жуаю еще один букет? От меня!

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ NON LICET IN BELLO BIS PECCARE 20