Читаем полностью

– Мы хотим, чтобы он познакомился с возможно большим числом молодых людей, – пояснила она.

В Англии уже поговаривали об обмене визитами между членами англиканской церкви и немецкими молодежными группами.

Плезанс оглядела Дитера, прекрасно зная о существовании правил, не позволявших брататься с бывшими врагами, но ничего не сказала.

Молодой человек вынес пристальный осмотр, сел и с интересом начал осматривать гостиную, мебель, картины, стараясь не показывать, что ему не по себе.

Мадди подумала, что они равны с этим парнем. Им пришлось вынести много несправедливостей, горя и скорби, страдать от душевных ран. Оба выжили, хотя стали жертвами. Слушая его историю, она не испытывала ни гнева, ни неприязни. Только печаль, что их семьи были сметены войной.

В следующее воскресенье они снова встретились в церкви, где Дитеру пришлось вынести немало косых взглядов.

Молодой человек не был красив, как кинозвезда, но что-то в нем привлекало девушку. Мадди чувствовала, что он хорошо учится, а характер у него мягкий. Добрый великан.

Они привыкли к военнопленным в уродливых мундирах, приводившим в порядок дороги, складывавшим сено в копны, маршировавшим или сидевших в кузовах грузовиков. Даже потерпев поражение, они не теряли жизнерадостности. Некоторые были грубы и вульгарны. Но Дитер другой! Закален работой на ферме. Длинные ноги в чужих шортах – мускулистые и загорелые.

Раньше она никогда не рассматривала мужское тело, и теперь ее бросило в жар.

Когда он вошел в комнату, сердце снова екнуло.

Сегодня она долго укладывала волосы в мягкие локоны. Косы с лентами остались в прошлом. Умылась, побрызгала на себя одеколоном и накрасилась новой помадой. Теперь поход в церковь приобрел для нее совершенно новое значение.

Скоро наступит ежегодный праздник сбора урожая, и Мадди молилась, чтобы Дитер все еще был здесь, чтобы повеселиться вместе с другими.

Глория была слишком занята новой работой в доме доктора Ганна и его шумной семейки, чтобы заметить перемену в настроении подруги. Они послали письмо Грегу, но Мадди не упомянула о новом знакомом. Грег посчитает глупостью ее желание развлекать врага в Бруклине, а она ни с кем не может делить чувства, бурлящие в ней, как газировка.

Иногда она с томиком стихов Джона Донна забиралась на сиденье-подоконник в кабинете. Последнее время он был ее любимым поэтом. Его стихи так романтичны!

Хотел бы знать, как жилиДо нашей мы любви?Иль не жили совсем?

Шекспир, писавший сонеты, и Эмили Бронте уж точно знали, что она испытывает. Последнее время утомительная школьная программа перестала быть такой скучной, наполняясь новым смыслом.

* * *

При каждом удобном случае Мадди забегала в дом викария, чтобы увидеть Дитера, а однажды, возвращаясь с прогулки верхом на Монти, встретила его. Неужели случайно?

Оба с улыбкой остановились, краснея и пытаясь вести себя как обычно, словно ничего особенного не происходило.

Мадди спешилась, и они уселись на каменной ограде, глядя на поля.

– Здесь так прекрасно, очень мирно. Ни дыма, ни взрывов бомб. Наверное, здесь не было войны, – вздохнул он.

Мадди покачала головой. Важно, чтобы он знал, что им тоже пришлось нелегко.

– Моя семья погибла, – попыталась она объяснить Дитеру свою ситуацию на школьном немецком. – Бомба попала в дом, и бабушка с дядей сгорели. Родители утонули вместе с кораблем. У меня никого не осталось. Это из-за войны я оказалась здесь.

Дитер повернулся к ней.

– Ужасно. Почему такое с нами случилось?

Мадди промолчала. Что тут скажешь?

– Больше это не должно повториться, мистер Шульте.

– Вы очень добры ко мне, Мадлен. Пожалуйста, зовите меня просто Дитер.

Ей нравилось, как он произносит свое имя. Оно так экзотично звучит!

– А я – Мадди. Вы сделали бы то же самое для меня.

– Не уверен. Дела плохи, когда проигрываешь войну: ни надежды, ни еды, ни денег. Люди злы и не понимают, почему мы снова оказались в пропасти.

– Нужно было по одежке протягивать ножки, – ответила она.

Дитрих недоуменно воззрился на нее. Но тут же рассмеялся.

– Ах, да, понимаю. Мы хотели захватить одежду остальных, но они не позволили, тогда мы попытались украсть ее. Но они оттолкнули нас и захватили нашу одежду. И теперь мы остались голыми.

Не совсем то, что она имела в виду, но в принципе правильно.

– Давайте не думать об этом. Все кончено. Потом будет лучше.

– У людей долгая память, Мадди. Много лет пройдет, прежде чем наши народы снова станут друзьями, – вздохнул он, снимая очки и осторожно протирая линзы.

– Идете сегодня на танцы? А вот мне нечего надеть на бал.

– О, да это никакой не бал, – отмахнулась Мадди. – Танцы в амбаре, сельские, с хороводами. Вы должны ходить по кругу и следовать указаниям распорядителя.

– Распорядителя?

Дитрих вновь надел очки.

– Как это? Он распоряжается?

– Да, выкрикивает, что делать, и вы под музыку следуете его указаниям. Обнять партнера и поклониться…

Мадди изобразила поклон джентльмена.

– Взять меня за руку…

Она повела его в танце по траве. Но оказалось, что он удивительно неуклюж.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза