Движение за мир повлияло почти на все отдаленные представительства ФБР. «Почти каждые выходные мы занимались разными антивоенными демонстрациями в Аламо и на ранчо президента Джонсона в Джонсон-Сити»[426], — сказал агент ФБР Сирил П. Гамблер во время своего первого задания в техасском филиале Бюро в Сан-Антонио. — Большинство праздничных и выходных дней были заняты демонстрациями «новых левых», которые проходили на одной стороне дороги, и куклуксклановцев и нацистов — на другой». Подобно дороге, которая вела на ранчо Линдона Джонсона, Америка была расколота надвое. ФБР прикрывало ее правый фланг, но оно знало все меньше и меньше о том, что происходит на ее левом фланге.

Гувер и приближенные к нему люди видели эти протесты сквозь старую призму международного коммунистического заговора. «Демонстрации были отмечены растущей воинственностью, — написал Гувер в письме ко всем специальным агентам ФБР. — С приближением лета потенциальные возможности для вспышек насилия будут неизмеримо увеличиваться независимо от того, направлены ли демонстрации на оппозицию внешней политике Соединенных Штатов во Вьетнаме или это протесты, связанные с расовыми вопросами. Мы должны не только усилить или расширить охват… но и обеспечить обнаружение признаков таких вспышек»[427].

Гувер сказал своим людям: «Мы разведывательная организация, и как от таковой от нас ожидают, что мы знаем о том, что происходит или произойдет по всей вероятности».

У агентов ФБР настали тяжелые времена в получении таких знаний по мере усиления этих баталий 60-х годов. Они не годились для проникновения в среду «новых левых». И Гувер становился осторожным в отношении проверенных временем методов Бюро — незаконных обысков и проникновений в помещения, прослушивания помещений и телефонных линий и вскрытия корреспонденции. Он не утратил воли к политической войне. Президент тоже не утратил аппетита к политической разведке. Но Верховный суд и члены конгресса стали все с большим подозрением относиться к власти и вездесущности тайной правительственной разведки. Ни Джонсон, ни Гувер не хотели быть пойманными на слежке за американцами.

«У меня не было иллюзий»

Будучи аристократом, но при этом политически хитрым человеком, Николас де Катценбах — протеже Бобби Кеннеди и его преемник на посту министра юстиции — воевал с Гувером из-за жучков и прослушивания телефонных разговоров. Он понял, что за ними нет контроля. Министерство юстиции не вело записей об их установке. Когда Гувер получал добро на установку прослушивающей аппаратуры, он считал, что это навсегда. Гувер утверждал, что ФБР может устанавливать жучки по своему усмотрению, не информируя об этом высшую власть. Он сказал Катценбаху, что эту власть ему на неограниченный срок дал Франклин Делано Рузвельт четверть века назад.

«Честно говоря, я был поражен, услышав это, — рассказывал Катценбах. — У меня не было иллюзий относительно того, что я подчиню себе ФБР. Но я все же полагал, что возможно ввести более упорядоченную процедуру»[428].

Он начал требовать от ФБР факты и цифры; Бюро раскрывало их медленно. С 1950 года Гувер своей властью установил 738 жучков[429]. Министры министерства юстиции были проинформированы лишь о 158 из них — грубо говоря, об одном из пяти. Установка жучков в домах, кабинетах, квартирах и гостиничных номерах обычно требовала тайного проникновения в них, что было незаконно. Бюро осуществило неисчислимое количество незаконных вторжений и обысков по распоряжению Гувера.

Министр юстиции предложил, чтобы начиная с этого момента прослушивающие устройства на телефонах и в помещениях устанавливались с его письменного разрешения. Он был даже еще больше удивлен, когда Гувер как будто с этим согласился. Джонсон ясно дал понять обоим, что он хочет, чтобы прослушивание телефонных разговоров было сведено к минимуму, за исключением тех случаев, когда дело касалось его противников из числа «левых». Катценбах с готовностью одобрил слежку за активистами антивоенного движения «Студенты за демократическое общество» (СДО).

СДО возглавило первые массовые антивоенные марши на Вашингтон. ФБР следило за этой организацией на протяжении трех лет с момента ее возникновения. Первый манифест СДО гласил: «Коммунизм как общественное устройство основывается на подавлении организованной оппозиции. Коммунистическое движение потерпело поражение во всех смыслах». Но Гувер по-прежнему видел студенческое движение сквозь советскую призму. Для него чисто американский протест против власти был немыслим. После того первого марша Гувер доложил в Белый дом о том, что «движение «Студенты за демократическое общество »[430], которое в значительной степени наводнено коммунистами, разработало план антивоенных протестов еще в 85 городах. Он пообещал Джонсону полный отчет о влиянии коммунистов на демонстрации против войны во Вьетнаме».