Война Гувера с Белым домом углубилась. Он просил денег, чтобы нанять еще сотни людей для ведения сбора информации о советской шпионской сети и подрывной деятельности коммунистов. Вместо этого Трумэн убрал шестьсот агентов Гувера — почти каждого седьмого с переднего края борьбы ФБР с коммунизмом — как было отражено в первом проекте бюджета, который он послал в конгресс. ФБР не сталкивалось с таким сокращением с тех пор, как Гувер стал его директором. Гувер отреагировал на это урезание приказом своим зарубежным агентам возвращаться на родину.

8 июля 1946 года Гувер велел своим агентам в Латинской Америке и Карибском бассейне немедленно сворачивать свою деятельность. Он пообещал новому директору Центральной разведки генералу Хойту Ванденбергу год на гладкий переходный период. Но к концу лета ФБР оставило после себя лишь пустые кабинеты и рассерженных послов.

«Действуйте быстро и убирайтесь как можно скорее»[212], — скомандовал он. Через семь недель почти все сотрудники ФБР уехали из Центральной Америки и Карибского бассейна; вскоре их не стало и в Южной Америке. «Все следственные досье, незаконченные и закрытые, были сожжены»[213], — доложил в штаб-квартиру помощник Гувера С. Х. Котенок Карсон, когда свернул все операции в Мексике, Гватемале, Коста-Рике, Никарагуа, Сальвадоре, Гондурасе, Венесуэле, на Гаити и Кубе.

Гувер отправился в Белый дом и предложил закон. Если президент хочет, чтобы ФБР перестало заниматься разведывательной деятельностью за рубежом, если он хочет поставить во главе ее директора Центральной разведки, пусть он это и получит.

Но никому из сотрудников, когда-либо работавших в Бюро — действующих, ушедших в отставку, первоклассных, третьесортных, — не будет позволено работать во вновь созданном Центральном разведывательном управлении, как сказал Гувер начальнику штаба адмиралу Лихи. Адмирал посоветовал генералу Ванденбергу «избегать задевать господина Гувера»[214]. Но когда Ванденберг предложил создать всемирный реестр иностранных контактов, Гувер предупредил своих ближайших помощников: «Тщательно отслеживайте любые и все директивы этой организации, так как я думаю, что она опьянена властью и будет втихомолку хвататься за все»[215]. Когда Гувер увидел проект нового закона, который давал директору Центральной разведки больше власти, он написал: «Строители империи… увековечивают свое нынешнее уродство и еще больше вторгаются в гражданскую и внутреннюю сферы»[216].

Отказ Гувера работать с только что созданным ЦРУ был на грани неповиновения. Его открытое сопротивление Государственному департаменту было близко к бунту. Злостное решение Гувера грозило стать «главным ударом эффективности нашей безопасности и разведывательной деятельности»[217], — написал заместитель госсекретаря Ачесон. Гувера это не удержало. Он почти объявил войну Белому дому.

«Думаю, нам следует помериться силами»[218], — написал он Мики Лэдду.

Его гнев на нежелание президента начать решительную войну с коммунизмом стал беспощаден. Он начал обращаться к членам сената и палаты представителей с ходатайствами дать ему власть защитить Америку от «угрозы проникновения иностранных агентов, идеологий и военного завоевания»[219]. Его взгляды на эту угрозу были столь незыблемы, что они начали влиять на либералов в Вашингтоне, а через них и на самого президента.

Гувер создавал политическую культуру холодной войны в Соединенных Штатах.

Глава 18. «Красный фашизм»

26 сентября 1946 года советник Белого дома Кларк Клиффорд и его помощник Джордж Элси представили Трумэну секретный доклад, в котором говорилось о необходимости готовиться к войне с Советами. Они исходили из работы Гувера и ФБР, когда делали наброски плана Армагеддона[220].

Они сказали Трумэну, что ему нужно готовиться к третьей мировой войне, в которой будет задействовано атомное и биологическое оружие. Врагом был советский диктаторский режим, стремящийся к завоеванию мира, которому помогали тайно действующая разведывательная служба и американское подполье. Каждый американский коммунист, писали они, был потенциальным шпионом и бойцом на стороне Москвы. В ту неделю Трумэн записал в своем дневнике: «Красные, жулики и «розовые из гостиной»[221] (лица, проповедующие взгляды радикального толка в пустых беседах во время приемов и коктейлей. — Пер.), похоже, спелись и начинают становиться опасными для государства. Боюсь, что они составляют диверсионный фронт дядюшки Сталина».

В ноябре 1946 года впервые после депрессии республиканцы одержали полную победу на выборах и получили большинство в сенате и палате представителей. Их избирательные кампании задали новый антикоммунистический тон, смысл которого состоял в том, что американцы должны выбирать между «коммунизмом и республиканизмом».